Т. Н. Джаксон

Введение

Древнескандинавские письменные памятники — в число которых входят скальдические стихи, рунические надписи, историографические сочинения, исландские саги (родовые, королевские, о епископах, о древних временах), норвежские гомилиарии и жития святых, исландские географические сочинения, исландские анналы — содержат многочисленные сведения по истории Древней Руси [Джаксон 1995; Древняя Русь в свете зарубежных источников, 408–563]. Основная часть этого материала соотносится с раннефеодальным периодом русской истории (X — конец XI в.), с временем формирования относительно единого государства. Информация содержится по преимуществу в сагах и касается княжения двух правителей: это — Владимир Святославич, великий князь киевский, 978–1015 гг. и Ярослав Владимирович Мудрый, князь новгородский в 1010–1016 гг., великий князь киевский в 1016–1018, 1018/1019 — 20 февр. 1054 г. К более раннему времени относятся сведения саг, скальдических стихов и рунических надписей о походах дружин скандинавских викингов по «Восточному пути» в Восточную Прибалтику и на север в Беломорье [Джаксон 1993; Джаксон 1994а]. Небольшое количество известий приходится на период феодальной раздробленности, на конец XI — вторую половину XIII в. Большей частью это — включенные в генеалогии датских конунгов сведения о матримониальных связях русской княжеской династии со скандинавскими дворами в XI — первой половине XII в. и некоторые данные о времени правления великого князя Александра Невского (1250–1263 гг.) [Джаксон 2000а].

Политические связи. Скальдические стихи и королевские саги сохранили уникальную информацию о пребывании на Руси четырех норвежских конунгов: Олава Трюггвасона (в 977–986 гг.), Олава Харальдссона (в 1029–1030 гг.), Магнуса Олавссона (с 1029 по 1035 г.) и Харальда Сигурдарсона (в начале 1030-х и в 1043–1044 гг.) [Джаксон 2000б]. Уникальность ее определяется тем, что русские источники, знающие скандинавов на Руси, не называют имен норвежских конунгов, находившихся здесь на службе, и не упоминают воспитывавшихся здесь сыновей конунгов. То, что в это время на Руси находят пристанище четыре норвежских конунга, бежавшие сюда после поражения в борьбе за власть у себя на родине, свидетельствует об активном участии Руси в политической жизни Скандинавии.

Матримониальные связи. В значительной мере уникальны сведения древнескандинавских источников о матримониальных связях русской княжеской династии со скандинавскими дворами в XI — первой половине XII в. Ни один из русско-скандинавских браков не упоминается в древнерусских источниках. Сведения о целом ряде браков — Ярослава Мудрого (Ярицлейва саг) и Ингигерд, дочери Олава Шведского, (1019 г.); их дочери Елизаветы (Эллисив) и Харальда Сигурдарсона (ок. 1044 г.); внука Ярослава Мудрого, Владимира Всеволодовича Мономаха и Гиты, дочери Харальда Английского (ок. 1074–1075 гг.); сына Мономаха, Мстислава (по сагам, Харальда) и Кристин (по НПЛ, Крестины), дочери Инги Стейнкельссона, шведского конунга, (ок. 1095 г.); дочери Мстислава Маль(м)фрид и норвежского конунга Сигурда Крестоносца (ок. 1111 г.), а затем — датского конунга Эйрика Эймуна (1133 г.); другой дочери Мстислава, Ингибьёрг (или Энгильборг) и датского конунга Кнута Лаварда; их сына Вальдемара Датского и Софии, дочери минского князя Володаря Глебовича (1154 г.) — содержатся (помимо исландско-норвежских источников) в «Деяниях архиепископов гамбургской церкви» Адама Бременского и в нескольких средневековых датских источниках («Деяниях датчан» Саксона Грамматика, Датских Бартолианских анналах) [Джаксон 1982]. Наличие этого материала в источниках весьма показательно: если саги, анналы и хроники, направленные на возвеличение скандинавских конунгов, ставят в один ряд с ними «конунгов» русских, значит, известность и влияние этих последних в Северной Европе были велики. Матримониальные династические связи русского княжеского рода с королевскими фамилиями Скандинавии свидетельствуют, с одной стороны, о широте внешнеполитических сношений Руси и о ее активной внешней политике, а с другой стороны — о могуществе средневековой Руси, к союзу с которой стремились скандинавские страны. Кроме того, этот материал указывает на то, что политические отношения Руси с рядом скандинавских стран в XI–XII вв. были мирными, дружественными [Пашуто 1968, 146–147].

Варяги на службе у русских князей. Скандинавские источники сохранили сведения о вовлечении какой-то части скандинавов во внутреннюю жизнь древнерусского общества, и в первую очередь — в войско князя в качестве профессиональной военной силы. Своды королевских саг «Круг земной» и «Красивая кожа» повествуют о предводительстве Олава Трюггвасона и Харальда Сигурдарсона в войске князя (Владимира и Ярослава, соответственно), «которое он отправил охранять страну». В той же роли оказывается, согласно «Пряди об Эймунде», знатный норвежец Эймунд Хрингссон, поступающий на службу сначала к Ярославу Мудрому, а затем к его брату — полоцкому князю Брячиславу Изяславичу (Вартилаву саги). При том, что нет данных, способных подтвердить прямую информацию саг, т. е. тот факт, что именно названные норвежцы стояли во главе древнерусского войска, содержащаяся в этих известиях косвенная информация сомнения не вызывает, поскольку верифицируется русскими источниками. Русские князья вплоть до XI в. нанимали к себе на службу дружины викингов и заключали с их предводителями своего рода коллективный договор, на что указывают и летописи, и саги. Условия такого договора донесла до нас «Прядь об Эймунде» [Мельникова 1978б].

Варяги-»находники». Информации о варягах-»находниках» на Русь в источниках почти нет. В тех немногих рунических надписях XI в., которые упоминают Гарды и Хольмгард, далеко не всегда можно различить, о чем идет речь — о военном нападении или о торговом предприятии, — поскольку викинг всегда был и купцом, и воином одновременно. На конец VIII — начало XI в. приходятся по преимуществу повествования саг о поездках скандинавских викингов в Восточную Прибалтику и о сезонных нападениях их разрозненных дружин с целью грабежа на Эйстланд и Курланд [Джаксон 1981]. На XII–XIII вв. ложатся сообщения о пограничных конфликтах в Финнмарке. Сообщений о военных походах непосредственно на Русь в королевских сагах и хрониках всего два: о датируемом 997 г. сожжении Ладоги ярлом Эйриком Хаконарсоном и о походе ярла Свейна Хаконарсона (в 1015 г.) по Восточному пути в Карелию и на Русь.

Торговые связи. Русско-скандинавская торговля (представленная в силу специфики источников как торговля норвежско-новгородская) отражена в источниках с достаточной полнотой, даже несмотря на то, что в эпоху викингов (VIII–XI вв.) торговля не бы­ла специализированным занятием какой-то конкретной катего­рии населения (викинги могли выступать и как грабители, и как торговцы). В XII в., как следует из источников, торговые связи Руси и Скандинавии носили в известной мере постоянный, ре­гламентированный характер.

Тот образ Древней Руси, о котором пойдет далее речь в этой книге, можно назвать историко-географическим. Здесь предпринимается попытка, вчитавшись в древнескандинавские тексты, составить по ним представление о скандинавской ойкумене, о «ментальной карте» средневекового скандинава, о месте Древней Руси на этой «карте», о ее городах и реках. По преимуществу это — топонимическое исследование, что мне представляется оправданным с точки зрения поставленных мною целей, поскольку топонимия принадлежит к основным маркирующим элементам в процессе структурирования «социального пространства» [Hastrup 1985, 50].