Т. Н. Джаксон

Скандинавский конунг на Руси
(о методике анализа сведений исландских королевских саг)

Исландские саги о норвежских конунгах, или королевские саги, посвящены истории Норвегии[1], однако попутно в них изображается история других народов и государств, с которыми приходилось сталкиваться скандинавам. Королевские саги повествуют о том, что является событиями с точки зрения скандинавской истории, опуская или искажая мало интересующие их факты. Сведения о событиях, происходивших на Руси, очень незначительны в сагах и включаются в общее повествование, когда в этом есть сюжетная или композиционная необходимость. Русская история затрагивается в сагах лишь в связи с поездками скандинавов на восток.

Данные саг (как и любого источника по ранней истории) сплошь и рядом не вполне достоверны. В работах зарубежных филологов и историков проблема достоверности саг под этим углом зрения не ставится[2]. Исследования русских историков XIX в. отличает некритический подход к источнику[3]. Предпринятая в середине прошлого века по инициативе О. И. Сенковского попытка издания тех отрывков саг, которые касаются Руси[4], оказалась весьма неудачной. Главным недостатком являлось то, что сведения, вырванные из общего контекста саг, просто не могли (в силу специфики жанра саги) быть верно истолкованы. В советской исторической литературе используются большей частью отдельные, изолированные известия саг. Новый комплексный подход наметился в трудах советской скандинавистки Е. А. Рыдзевской, которая выдвигала в качестве первоочередной задачи изучения «Россики» «древнесеверных саг» вычленение в ее составе определенных комплексов преданий «в зависимости от места, занимаемого [282] ими в древнесеверной письменности и в кругу отражаемых ею жизненных и литературных интересов»[5].

Методика анализа саг и извлечения из них (по мере возможности) достоверной исторической информации так и не выработана. Проблема остается практически неизученной[6]. В частности, в литературе о сагах обращается недостаточно внимания на специфику жанра исландских саг (не в плане литературоведческого анализа, но применительно к историческому исследованию), хотя выбор методики обусловлен именно типом источника. Сага — средневековый письменный нарративный памятник, но она не может быть отнесена ни к одному из жанров средневековой письменности. Это — совершенно уникальный род повествования, возникший и получивший развитие в специфической обстановке исландского народовластия. Сага — не историческое описание, равно как ee неверно было бы считать чисто литературным произведением (в современном смысле слова). Основная особенность саги, как полагает ряд ученых (А. Н. Веселовский, М. И. Стеблин-Каменский, А. Я. Гуревич), заключается в том, что сara по природе своей — фольклорное явление и эпические черты — не внешняя фольклорная окраска литературного памятника, а сущность саги.

Следствием эпической природы саг является нерасчлененность, синтетичность правды в сагах. Воспоминания о действительно имевших место событиях сплавлены в сагах со сказочно-фантастическим, причем элементы исторический и фантастический в равной степени принимались за реальность. В результате этого «историзм не может быть вычленен из художественной системы», поскольку «он составляет одно из органических ее качеств»[7].

Каковы же возможные способы анализа материала? В данной статье предлагается один путь анализа, вытекающий из характера источника, а именно из принадлежности саги к миру эпоса.

Когда мы пытаемся выявить «реальный историко-этнографический материал» в эпических произведениях, то «необходимо считаться с тем, что перед нами — основанные на специфической работе художественного сознания обобщения, формульные стереотипы, представляющие самостоятельное поэтическое значение»[8]. Поскольку нас в конечном счете интересуют сведения исландских королевских саг о Руси, то в качестве принципа организации материала мы предлагаем вычленитъ стереотип скандинавского [283] конунга (или сына конунга) на Руси и выяснить, как «работает» этот стереотип в сагах.

Если проследить нашу «заданную» ситуацию по сагам[9], то можно выделить следующую устойчивую литературную формулу: скандинавский конунг попадает на Русь в качестве искателя помощи и защиты (в связи с осложнением политической обстановки у него на родине) и оказывается здесь окруженным почетом и вниманием.

Обратимся непосредственно к текстам.

По разным причинам и в разное время оказываются на Руси четыре конунга: Олава, сына Трюггви [годы правления 994–1000 (999)], выкупает из эстонского плена (девятилетним мальчиком) его дядя по матери Сигурд, приехавший в Прибалтику собирать дань для русского князя, и привозит на Русь ко двору князя Владимира; Олав, сын Харальда [1013(1015)–1028], бежит из Норвегии от своих политических противников к князю Ярославу и княгине Ингигерд; решив вернуться на родину, он оставляет на воспитание князю Ярославу своего малолетнего сына Магнуса [1034(1035)–1046(1047)]; Харальд, сын Сигурда [1046(1047)–1066], бежит после битвы при Стикластадире, и Русь заменяет ему на время дом и явлется как бы отправным пунктом для всех его дальнейших странствий; сюда на хранение к князю Ярославу отсылает он награбленные им в Африке и Византии богатства.

Хотя обстоятельства появления на Руси норвежских конунгов различны, все они ищут здесь временное прибежище и обретают его. Более того, согласно сагам, все четыре конунга оказываются хорошо принятыми русским князем и окруженными почетом и уважением: «… конунг (князь Владимир. — Т. Д.) взял Олава (сына Трюггви. — Т. Д.) под свое покровительство и обращался с ним прекрасно, как и положено было обращаться с сыном конунга» (Í. F., XXVI, 232): «Олав, сын Трюггви, все это время находился в Гардарики (на Руси. — Т. Д.) и был в высочайшей милости у конунга Вальдамара (Владимира. — Т. Д.) и любим княгиней» (Í. F., XXVI, 251); «Конунг Ярицлейв (князь Ярослав. — Т. Д.) радушно встретил конунга Олава (сына Харальда. — Т. Д.) и предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько ему нужно, чтобы содержать свое войско» (Í. F., [284] XXVII, 326); «…и принимают они его (князь Ярослав и княгиня Магнуса, сына Олава. — Т. Д.) с почетом, и был он воспитан там среди дружины и с не меньшей любовью, чем их сыновья» (Msk., 2); «Конунг Ярицлейв хорошо принял Харальда и его людей» (Í. F., XXVIII. 70). Олав, сын Трюггви, и Магнус, сын Олава Святого, находятся некоторое время на воспитании у русского князя (у Владимира и Ярослава соответственно).

Олав, сын Трюггви, и Харальд, сын Сигурда, возвышаются на военной службе на Руси: «Конунг Вальдамар поставил его (Олава. — Т. Д.) хёвдингом (предводителем. — Т. Д.) над тем войском, которое он отправил охранять страну: у Олава было там несколько сражений и он умело управлял войском» (Í. F., XXVI, 251); «Сделался тогда Харальд хёвдингом над людьми конунга (князя Ярослава. — Т. Д.), охранявшими страну, вместе с Эйливом, сыном ярла Рангвальда» (Í. F., XXVIII, 70).

Все четыре конунга отправляются из Руси назад в свою страну с целью захватить (или, как в случае с Олавом, сыном Харальда, — вернуть себе) власть в Норвегии.

Таким образом, при несходстве деталей общая схема выдерживается во всех четырех случаях: норвежский конунг, являющийся на Русь не с воинственными намерениями, оказывается здесь встреченным со всеми подобающими почестями, он любим князем и княгиней, он проявляет себя с лучшей стороны на службе у русского князя, которая подготавливает его к дальнейшей борьбе за власть в Норвегии.

Итак, описания похождений норвежских конунгов на Руси подчинены определенному стереотипу. Однако не следует забывать, что стереотип не был чисто «литературным» явлением, но являлся отражением действительно существовавших норм и определялся в момент своего возникновения самой жизнью[10].

Чем же объяснить тот факт, что русские источники, знающие скандинавов на Руси, не называют имен норвежских конунгов, находившихся здесь на службе, и не упоминают воспитывавшихся здесь сыновей конунгов? По-видимому, в сагах роль скандинавов на Руси значительно преувеличена. Все рассмотренные нами известия, взятые изолированно, выглядят вполне правдоподобно, и только при рассмотрении их в общем контексте саг можно видеть, что эти части саг созданы в соответствии с этикетными требованиями.

«Литературный этикет»[11] средневекового автора складывается из представлений о том, 1) как должно свершаться то или иное событие, 2) как, в соответствии со своим положением, должен вести себя герой и 3) какими словами это должно быть описано. Следовательно, мы можем говорить о трех «этикетных» уровнях, [285] вычленение которых оказывается весьма существенным при обсуждении вопроса о достоверности рассматриваемого источника.

Первый уровень, назовем его мировоззренческим, связан с этикетом миропорядка, с общей концепцией автора, с общей направленностью его творчества, с его установкой на героизацию и идеализацию. Второй уровень, ситуативный, связан с этикетом поведения, которым определяются действия героя в единичной, «заданной» ситуации, отношение других героев к нему и его место среди других героев. На данном уровне мы сталкиваемся с трафаретными ситуациями, с переносом из одного произведения в другое поступков, речей и прочего, необходимого по этикетным требованиям. Такие ситуативные формулы мы, вслед за О. В. Твороговым, называем «устойчивыми литературными формулами». Третий уровень, формальный или стилистический, связан с этикетом словесным, определяющим собой внешнее оформление литературных формул. Здесь мы имеем дело с «устойчивыми словосочетаниями», по О. В. Творогову.

Выше мы рассмотрели явления второго, ситуативного, уровня (конунг на Руси). Однако изолированное рассмотрение не продуктивно, поскольку второй уровень в значительной степени определяется первым — мировоззренческим.

На первом же этикетном уровне в королевских сагах четко прослеживается следующая установка: норвежский конунг, чтобы быть достойным своего высокого положения, должен приближаться к определенному идеалу, а также превосходить всех без исключения за пределами своей страны[12]. На основании анализа «Хеймскринглы» Снорри Стурлусона А. Я. Гуревич приходит к выводу, что «в целом образы конунгов строятся по некоему трафарету, и собственно все без исключения государи оказываются достойными правителями, обладающими качествами, которые требуются и ожидаются от конунга: мужеством, силой, ловкостью, щедростью и т. д.»[13] Стереотипны в значительной степени и их судьбы, несмотря на стремление авторов саг следовать фактам действительности.

Конунги проявляют себя в полной мере уже в раннем детстве. Харальд Прекрасноволосый, будучи десятилетним мальчиком, наследует своему отцу, становится норвежским конунгом и одного за другим уничтожает всех своих врагов. Его сын Эйрик (прозванный впоследствии Кровавая Секира) в двенадцать лет на пяти больших кораблях отправляется по Восточному пути, с чего и начинается для него серия морских походов в далекие страны, грабежей и удачных, по словам саги, сражений. Сводный брат Эйрика, Хакон Добрый, возвращается на родину из Англии, где он находился на воспитании у короля Этельстана, и становится [286] конунгом Уппланда. Собрав огромное войско, он изгоняет из страны конунга Эйрика Кровавая Секира, а самому Хакону в это время — не более пятнадцати лет. Олав, сын Харальда, (Святой) в двенадцатилетнем возрасте одерживает подряд три победы, сражаясь в шведских шхерах, в Эстланде и в Финнланде. Совсем в юном возрасте возвращается на родину Магнус, сын Олава, (Добрый) и становится вскоре конунгом не только в Норвегии, но и в Дании.

Как правило, будущий конунг отправляется прочь из страны. Он совершает грабительские нападения на побережья и острова Балтийского и Северного морей и неизменно оказывается победителем во всех сражениях. Либо он поступает на службу к чужеземному конунгу, совершает подвиги и с добычей и славой возвращается на родину. Эйрик Кровавая Секира четыре года с успехом грабит на Восточном пути, в Дании, Фрисландии и Саксонии, четыре года — в Шотландии, Ирландии и Франции, затем отправляется на север в Финнмарк вплоть до Бьярмаланда, где, по словам саги, он побеждает в великой битве. Харадьд Серый Плащ каждое лето ходит со своим войском в различные страны и одерживает победы в многочисленных битвах. Он грабит и в Дании, и в Шотландии, и в Ирландии, и в Бьярмаланде. «Годы странствий», Олава, сына Трюггви начинаются чрезвычайно рано: в три года он попадает в плен, и его разлучают с матерью. С девяти лет он находится на Руси, где становится хёвдингом над тем войском, которое охраняет страну. В восемнадцать лет он покидает Новгород и ведет весьма успешные военные действия по всему Балтийскому морю и на Британских островах. Олав Святой, до того как он становится норвежским конунгом, грабит побережъя Балтийского моря, помогает королю Этельреду вновь завоевать Англию, выигрывает множество сражений в Западной Европе. Его сводный брат Харальд, сын Сигурда (впоследствии — Жестокий Правитель), бежавший после битвы при Стикластадире (в которой пал Олав Святой), прибывает на Русь, где, как и Олав, сын Трюггви, поступает на службу к русскому князю. Отсюда он отправляется в Константинополь, где находится некоторое время на службе у византийского императора, возглавляя отряд варягов, выигрывает огромное число сражений в Африке и Сицилии. На обратном пути он женится на дочери русского князя, Елизавете, и с богатством (награбленным во время странствий), какого еще не видели в северных странах, возвращается в Норвегию.

В пределах Норвегии, согласно сагам, конунги встречают сопротивление бондов, сталкиваются с хитростью и коварством ярлов, спорят и борются между собой. Норвежские конунги гибнут, как правило, в своей стране, а не за ее пределами[14]. Вне своей [287] страны они — значительно выше, лучше, сильнее и удачливее всех своих соперников. Здесь перед нами — явно тенденциозный отбор фактов: о неудачных походах, о проигранных сражениях саги молчат, а в ряде случаев просто приписывают победу в той или иной битве скандинавскому конунгу, преувеличивая его успехи в соответствии со своим представлением о том, как должно было свершаться данное событие, и как бы «подтягивая» искомый образ к идеальному[15].

Итак, только с учетом первого, мировоззренческого, уровня можно до конца понять идейную направленность известий второго уровня, а также вернуть отдельные, вырванные из общего контекста саг сведения назад в ту среду, в которой (и только в ней) они должны и могут рассматриваться[16]. Только на основании анализа явлений первого уровня можно оценить каждое отдельное сообщение рассмотренной нами «заданной» ситуации как направленное на возвеличение скандинавского конунга и уже поэтому не вполне достоверное.

И все же всякая стереотипная формула имеет под собой определенную реальную основу. Если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым в частях саг, построенных в соответствии с некоторым стереотипом, то за самим наличием стереотипа можно различить реальные явления. Это — с одной стороны. С другой стороны, мы отмечали выше, что общая стереотипная схема выдерживается не полностью, что наблюдается некоторое несходство деталей. Именно эти расхождения являются, на наш взгляд, отражением реальных жизненных обстоятельств. Сообщения, выпадающие из стереотипной формулы, как раз и заслуживают наибольшего внимания. Рамки статьи не позволяют остановиться на этом «рациональном зерне» исландских королевских саг. Наша цель — лишь предложить «работающую» методику анализа сведений саг. Предложенный подход к сагам, как нам кажется, должен оправдать себя.

Общий вывод может быть следующим: при обсуждении вопроса о достоверности саг не следует отбрасывать сообщения саг, построенные с учетом этикетных требований (как рассмотренные выше, так и аналогичные им), как недостоверные в целом. За стереотипной оболочкой необходимо искать следы достоверной информации, которую можно видеть и в самом факте существования стереотипа, и в отклонениях от стереотипной формулы. [288]


Примечания

[1] История Норвегии предстает в королевских сагах как история конунгов. Следует отметить как специфическую черту саг то, что они записывались исландцами конца XII — начала XIV в., зачастую не находившимися на службе у норвежских конунгов.

[2] Полный обзор зарубежной литературы по сагам см.: Schier К. Sagaliteratur. Stuttgart, 1970.

[3] Pochljobkin W. W. The Development of Scandinavian Studies in Russia up to 1917. — In: Scandinavica, vol. I. Cambridge, 1962, p. 89–114.

[4] Antiquités russes d'après les monuments historiques des Islandais et des anciens Scandinaves, vol. 1–2. Ed. C. Rafn. Copenhagen, 1850–1852.

[5] Рыдзевская Е. А. Легенда о князе Владимире в саге об Олаве Трюггвасоне. — ТОДРЛ, М.-Л., 1935, т. II, с. 6; ср.: она же. Древняя Русь и Скандинавия IX–XIV вв. М., 1978, с. 29–88.

[6] Джаксон Т. Н. К методике анализа русских известий исландских королевских саг. — В кн.: Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР. М., 1978, с. 126–141.

[7] Путилов Б. Н. Типология фольклорного историзма. — В кн.: Типология народного эпоса. М., 1975, с. 181.

[8] Там же, с. 171.

[9] Источником служат Morkinskinna, сборник саг о норвежских конунгах с 1035 и, вероятно, по 1177 г. (конца списка нет), записанный в 1217–1220 гг. или раньше [издание: Samfund til udgivelse af gammel nordisk litteratur, vol. LIII, F. Jónsson, 1932 (далее — Msk.)]; Fagrskinna, сборник саг о норвежских конунгах с IX в. по 1177 г., записанный около 1220 г. (издание: Samfund til udgivelse af gammel nordisk litteratur, vol. XXX, F. Jónsson, 1902–1903); Heimskringla, сборник саг о норвежских конунгах с древнейших времен по 1177 г., записанный, как принято считать, исландцем Снорри Стурлусоном в 1220–1230 гг. [издание: Íslenzk Fornrit (далее — Í. F.), vol. XXVI–XXVIII. Reykjavík, 1941–1951]. Ссылки на издания — в тексте.

[10] Мы говорим именно о моменте возникновения стереотипа, ибо зачастую срок жизни литературного стереотипа был больше срока жизни самого явления, которому он был обязан своим существованием.

[11] Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

[12] Идеализация в сагах — следствие генезисной принадлежности саг к миру эпоса и присущей сагам эпической установки на героизацию и идеализацию.

[13] Гуревич А. Я. История и сага. М., 1972, с. 99.

[14] Харальда, сына Сигурда, однако, покидает удача, и он гибнет во время похода на Англию.

[15] Таков, например, рассказ о Харальде, сыне Сигурда, который побеждает подряд в восемнадцати сражениях, или об Олаве, сыне Харальда, вновь завоевывающем Англию для короля Этельреда.

[16] На явлениях третьего уровня мы в данной статье не останавливаемся.

По изданию: «Восточная Европа в древности и средневековье», М., 1978 г.

Сканирование: Halgar Fenrirsson

OCR: Kres

[282] — так обозначается конец соответствующей страницы.