А. А. Сванидзе

«Деловые люди»: круг общения, судьба, самосознание
Немецкая купеческая семья в Стокгольме

Известная в Стокгольме семья Дингстад (Дингстед, Дингстеде) пришла в Швецию из каких-то немецких земель, вероятно, еще в XIV в. Во всяком случае, в начале XV в. некий Хенрик Дингстад уже занимал выдающееся положение как «немецкий родман» (советник, 1408)[1] и заседал в совете еще и в 1425 г. В числе его обязанностей был контроль за госпиталем св. Эрьяна. Хенрик занимал большой дом в центре города, на Фискеторьет: рента за него составляла целых 7 марок в год! В 1433 г. его имя обнаруживается среди членов привилегированной духовной гильдии св. Гертруды.

О жене Хенрика ничего не известно, но у них были дочь Гертруда и сыновья Эрик (умер в 1461) и Корт (Курт, умер в 1456) — все бюргеры Стокгольма. Итак, обратимся к детям Хенрика Дингстада, по шведски — Хенрикссонам.

Гертруда Дингстад вышла замуж за некоего Йенса, видимо, из верхних страт города, так как, во-первых, сама Гертруда была членом привилегированной духовной гильдии Хельга Лекаменс, а, во-вторых, ее дети были весьма известны в свое время. Кнут Йенссон (внук Хенрика Дингстада) вступил в орден францисканцев и был его наиболее выдающимся членом «от Швеции». Он учился в Упсале, Грейфсвальде, Страсбурге, посещал Ревель, был лектором в Дании (в том числе в Лунде) и в самой Швеции, в Стокгольме. В 1482 г. стал custos ордена в «провинции Дания», а через 13 лет фигурирует как главный лектор и глава орденской школы в той же Дании. Впоследствии он окончательно вернулся в Швецию и вступил в монастырь ордена в Сёдерчёпинге, где умер в 1496 г.

Другой внук Хенрика Дингстада от Гертруды — Эрик Йенссон — бургомистр Стокгольма и купец, в том числе торговал одним из важнейших экспортных товаров Швеции — железом. Был в деловых контактах с рядом известных купцов Стокгольма и иностранными купцами (в частности, Timme Swerin). В своем доме принимал и селил иностранных «гостей», с которыми имел коммерческие связи. Снимал у города винный погребок. И вообще был очень богат: в качестве ежегодного налога (согласно «Налоговым описям Стокгольма» — Skottebocker) платил весьма значительную сумму — 4 марки. Владел значительной [81] недвижимостью — в качестве собственной и арендуемой. Имел обширные связи в Стокгольме с местными и зарубежными бюргерами, в том числе из известных на Балтике купеческих фамилий, чьи комиссии выполнял, был их свидетелем, поручителем и т. д. Эрик был родманом в 1477 г. и бургомистром в 1480 г. Занимал ряд государственных должностей и, соответственно, выполнял важные поручения. Так, в 1492 г. он вместе с королевским фогдом вошел в комиссию по разрешению спора между комендантом замка Стегеборг, знатным рыцарем Эриком Турессоном (Бьелке), и одним из его свенов (младших рыцарей, не имевших звания). Эрик имел влияние на внутреннюю и внешнюю политику в сложнейший для Швеции период Кальмарской унии — во время правления патриотически, антидатски настроенных регентов из знатной семьи Стуре (последняя треть XV — начало XVI в.). Он, в частности, следил за выполнением бюргерских обязательств при регенте Стене Стуре Старшем. Но отношения между этими людьми не сложились. Вместе с рядом других известных шведов-муниципалиев он в конце концов встал в оппозицию к этому регенту — победителю датчан при Брункеберге (1471) и из-за этого даже попал в судебные протоколы, так как был участником споров между ним и государственным советом. Впрочем, эти споры имели, скорее всего, личную подоплеку, так как при следующих Стуре Эрик был в числе их верных приверженцев и, следовательно, выступал против датского режима Кальмарской унии. Он представлял город на важных собраниях при втором Стуре — Сванте Нильссоне и был в дружеских отношениях с последним регентом — Стеном Стуре Младшим. Правда, после гибели последнего при осаде Стокгольма датским королем Кристианом II (1520) и последующего кратковременного восстановления Кальмарской унии он подписал грамоту верности столичных жителей королю Дании, но в новый городской совет не вошел. Скорее всего, Кристиан II не доверял ему и опасался его влияния. Эрик, однако, уцелел во время бани в Стокгольме 1520 г., известной под именем «Стокгольмской кровавой бойни», а после разрыва Кальмарской унии стал бургомистром Стокгольма и, судя по всему, умер на этом посту в 1522 г., будучи уже глубоким стариком.

Эрик Йенссон женился поздно, взяв в жены Элину, вдову очень богатого купца и родмана, возможно, своего родича — Андерша Йенссона, виноторговца, от которого она имела двух сыновей. Один из них был женат на дочери родмана из Сёдерчёпинга. Были и две дочери, одна из которых была монахиней во францисканском монастыре св. Клары; другая же, Доротея, вышла замуж за купца Хермана Фоссера (т. е. тоже немца), бургомистра в Стокгольме (умер в 1535). Брак Эрика и Элины был, видимо, бездетным.

Но вернемся к Дингстадам — дядям Эрика Йенссона по матери. О них известно немного.

Корт Дингстад (умер в 1456) был женат на некоей Эльсете, которая, овдовев, стала женой богатейшего купца Ханса Ламбертссона, одного из ведущих немецких бюргеров Стокгольма второй половины XV в., который заседал в совете как немецкий родман до своей кончины (1485). Он торговал, в частности, ботническим лососем, который закупал в Финляндии и экспортировал в Любек. Соответственно состоял [82] в тесных деловых отношениях, партнерстве и товариществах (компаниях) с рядом купцов как в Любеке, так и в городах собственно Швеции (в частности, Арбуге). С 80-х годов он добился права для себя и наследников разрабатывать рудник в центре добычи серебряной руды (Östra Silberget, приход Tuna) и стал, таким образом, silverbergsman, т. е. горным предпринимателем на серебряных рудниках на условии уплаты горной подати короне. Из его завещания видно, что он владел также плавильней (домницей, hytte) на железных промыслах в Даларне. Его дом в Стокгольме стоил сотни марок.

Корт Дингстад и Эльсете оставили двух сыновей. Один из них, Свен Дингстад, вступил во францисканский орден и стал очень известным органным мастером и органистом (он жил в 1486 г.).

Его брат, другой сын Корта — Ханс Дингстад (умер примерно в 1501) в последней четверти XV в. был известным шкипером (т. е. капитаном, а, возможно, и владельцем) корабля и купцом в Стокгольме. Энергичный и предприимчивый, он вел дела и внутри страны (в Арбуге и в Телье), и за ее пределами с немецкими купцами; плавал в Любек, Данциг, Росток и т. д. Экспортировал железо, медь и другие товары, ввозил соль, вино, эль и другие товары. Известны имена его партнеров-немцев, в том числе Хеннинг Пинноу и Хенрик Дункельгод, оба любечане, но эти фамилии встречаются и среди шведского городского патрициата. Занимался также какими-то денежными сделками и торговлей недвижимостью, в частности продал некий дом Стене Стуре Старшему. Хотя Ханс обладал неуживчивым и драчливым характером, часто судился и участвовал в неких сомнительных делах, в том числе различных мошенничествах, тем не менее, в 1480-х — 1500-х гг. он вершил рядом коммунальных дел. Скончался он в начале XVI в. Его женой была Маргарита, дочь бургомистра Педера, также Йенссона, семья которого была близка к архиепископу Упсальскому и вообще к церковным кругам. Есть сведения, что сам Ханс вступал в деловые контакты с этими кругами, в частности с епископом Стренгнесским. Маргарита пережила мужа лет на 15 и в начале XVI в. платила в качестве городского налога 1 марку, что говорит о ее принадлежности к состоятельным кругам.

Таким образом, Дингстады, эта патрицианская, элитарная семья немецкого происхождения была широко представлена, как и другие семьи такого рода, в общественной жизни шведского города и страны вообще, принимала активное участие в ее экономической и политической жизни. Эта семья интегрировалась в разные слои, но прежде всего в бюргерские, а также церковно-монастырские и университетские, возможно и в рыцарские — через аноблирование (что известно по другим семьям) и близость к верховной власти. Характерно, что семья Дингстад, как и подобные ей семьи, входила в общий бюргерско-патрицианский круг не только Швеции, но и, благодаря тесным связям с немецкими городами, в общий интернациональный круг торгово-бюргерской элиты Балтики, «балтийский круг». Ясно, что этот слой играл большую роль в культурном синтезе, в складывании общего или родственного менталитета на Балтике, во всяком случае, в городской среде. [83]

Литература