К. Тиандер

1. Прародина германцев.

Вопрос ο прародине германцев так тесно связан с вопросом об индо-европейской прародине, что немыслимо говорить ο первом, обойдя молчанием второй. Вместе с тем, не в мою задачу входит развернуть многогранный вопрос об индо-европейской прародине во всю ширь. Пришлось бы то, что по этому поводу высказали Шрадер, Мух, Коссина, Пенка, Эдуард Мейер, Хирт и др.,1 повторить. без надежды примирить противоречивыя мнения. Археология и антропология не достигли еще никаких прочных результатов в этом отношении и даже запутывают то, что казалось ясным на основании лингвистических данных. Эта трудность согласовать взгляды археолога, антрополога и лингвиста объясняется тем, что предметы их изучения — материальная культура, раса и язык — не покрывают друг друга. По этому, при решении вопроса об индо-европейской прародине, единственно правильной исходной точкой могут служить соображения общаго характера. Α 5 последние сводятся к двум положениям: во-первых, родину следует искать там, где и поныне живет наибольшая часть индо-европейцев; во-вторых, родина должна находиться в плоскости пересечения линий, по которым на заре истории шло разселение индо-европейских народностей. Благодаря первому положению, начиная с середины прошлаго века, в науке все более укрепляется мнение, что прародину индо-европейцев следует искать не в Азии, а в Европе, и никакия возражения, в роде дуодецимальной системы Иоханна Шмидта или тохарийскаго языка, выдвинутаго Эд. Мейером, не могут поколебать этого мнения. Второе положение приводит нас в центральную Европу, так как ея периферия была позже всего населена индо-европейдами; греко-италики, например, пришли к берегам Средиземнаго моря с севера, германцы — на Скандинавский полуостров с юга, кельты распространялись в западном, а славяне — в восточном направлении. Эти общия соображения поддерживаются лингвистическими. Дело в том, что флора и фауна Азии не оставила никаких следов в индо-европейском праязыке, нет, например, общих слов для тигра и льва, в то время, как европейский антураж весьма определенно в нем отразился.

Так как в вопросе об индо-европейской прародине перед нами альтернатива Азии и Европы, то, конечно, весьма важно было бы установить восточную ея границу. Последняя определяется районом распространения двух деревьев, которыя хорошо были известны индо-европейцам. Так одно и то же название бука встречается повсюду: греч. φηγός (род дуба), лат. fagus, кельтск. Bacenis silva, древ.-нем. buohha, древне-сев. bόk, русск. bozŭ (бузина), курд. būz (вяз). Но область распространения бука весьма ограничена: восточная его граница идет через 6 Кристианию, Кальмар, Кенигсберг до устья Дуная. Кроме того, бук появляется в Дании и южной Швеции лишь после периода кухонных отбросов, т. е. к исходу неолитическаго века. Таким образом, из района индо-европейской прародины совершенно исключаются — Россия и Дания. Бук имеет потому особо доказательную силу, что наши предки питались его плодами и выжимали из них масло, чем и объясняется связь φηγός или φαγός с φαγειν (есть) и прагерманское *bhаgos с backe (челюсть). — Вывод, основанный на буке, подтверждается тисом (Taxus baccata), восточная граница котораго проходит от Оландских. островов через Гродно до Бессарабии. Название тиса общее всем индо-европейцам: ирл. ео, кимр. уѵ, брет. ivin, англо-сакс. iw, еοw, ih, еοh, древне-нем, iwa, ihа, iga, древне-сев. yr, прусск. iuwis, лит. jevà (крушина), слав. iva. Народы, ушедшие из областей, где росли бук и тис, перенесли их названия на другия деревья.2

Весьма важное значение для определения индо-европейской прародины имеет вопрос ο том, были ли они знакомы с соленым морем. Лингвистика на этот вопрос дает утвердительный ответ. Слово «море» следует считать общим для индо-европейских языков: лат. mare, греч. Αμφίμαρος (сын Посейдона), ирл. muir, готск. mareu, англо-сакс. merе, лит. māres, слав. morje. Не менее распространенным является и обозначение соли: греч. ἅλς, лат. sal, ирл. salann, кимр. halan, готск. salt, прусск. sal, армянское ał.3 Правда, соль могла добываться также из соленых источников, из земли, наконец, из растений, но наиболее легкий и распространенный в 7 древния времена способ добычи соли, конечно, было извлечение ее из морской воды и, что еще проще, пользование морской водой вместо соли. И в Одиссее (XI 123) незнакомство с морем связывается с представленим ο том, что тогда не солят и пищи. Правда, в Европе имеются четыре моря с соленой водой: Средиземное, Черное, Северное и Балтийское. Но Средиземное море не могло быть тем морем, возле котораго жили индо-европейцы, потому что, как эллины, так и италийцы, не являются исконными жителями его берегов. На Крите, Лемносе и др. островах найдены надписи на языке исконных жителей, не принадлежавшем к индо-европейской языковой семье. Сказание ο Троянской войне является откликом завоевательнаго наступления эллинов. С другой стороны, индо-европейцы, переселившиеся в Италию, застали здесь уже этруссков загадочнаго происхождения, в которых безуспешно пытались открыть связь с индо-европейцами. Сказание ο похищении сабинянок указывает на смешение двух народностей, латинян и самнитов, что доказывает нахождение индо-европейских италийцев еще в состоянии формации, когда этрусски уже обладали древней и прочной культурой. На севере Италии и в долине Роны издревле жили лигурийцы, а в Испании — иберийцы (их потомки — баски), происхождение которых до сих пор не удалось установить, но ясно одно — это не индо-европейцы. Таким образом, берега Средиземнаго моря издревле были заселены расой, известной нам под названием иберийцев, басков, лигурийцев, этруссков, пелазгов и пр., тождественной с древними жителями Малой Азии и, может быть, с некоторыми племенами Кавказа. К северу от этой расы следует искать прародину индо-европейцев.

Очень важным обстоятельством для определения моря, возле котораго жили индо-европейцы, служит 8 отсутствие у них общих слов для прилива и отлива. В то время, как разница между приливом и отливом в закрытых морях едва заметна, например, на Балтийском у датских берегов 0,3–0,4, а у берегов Германии 0,1–0,01 метра, эта разница в Северном море в среднем достигает 3,3 метра, но при северо-западном ветре прилив доходит до 7 метров выше ординара. Если бы индо-европейцы жили у берегов Севернаго моря, то немыслимо, чтобы такое стихийное явление, грозящее притом ужасными опустошениями, не отразилось в их языке. Ведь в «Беовульфе» страх перед приливом наложил свой отпечаток на образ Гренделя.

Альтернатива Чернаго и Балтийскаго морей в смысле прародины индо-европейцев решается обще-индо-европейским словом, служащим для обозначения угря: греч. εγχελος (диал. ιμβηρις), лат. anguilla, лит. ungurîs, прусск. angurgis. Германский корень был бы âla-, êla-, который нет возможности связать с вышеприведенной серией. Но ввиду редкаго совпадения названий рыб вообще, пример угря все же знаменателен. Укажу еще на венг. angolna, финск. ankerias, заимствованное в очень древнюю пору из какого-нибудь индо-европейскаго диалекта. Однако, ни в Каспийском, ни в Черном морях не водятся угри. В придунайских областях теперь развели угрей, но первоначально их и здесь не было. Зато угорь очень распространенная рыба в Балтийском море, и ловля его один из важнейших промыслов прибрежных жителей.4

Вот те соображения, которыя заставляют нас искать индо-европейскую прародину у Балтийскаго моря.

Если индо-европейцы жили у Балтийскаго моря, то мы в праве ожидать, что они рано выработали 9 технику мореплавания. Между тем, это не совсем так. Общими словами являются лишь названия лодки и весла, но мачта и парус отсутствуют. Ср. греч. ναυς,5 лат. navus, ирл. nau, древне-сев. nor, naust (корабельный навес), древне-инд. nāuš, перс. nāvijā; греч. ερετμος, лат. remus, ирл. ramе, древне-нем. ruodar, лит. irklas, древне-инд. aritram.6 Эти лингвистическия данныя подтверждаются и тем фактом, что из индо-европейцев только эллины и скандинавы стали профессиональными мореплавателями, чего нельзя сказать ни про италийцев, ни иро кельтов, ни про славян, ни про арийцев. Это объясняется тем, что мореплаванию обучается только тот народ, который живет на берегу, изрезанном заливами, и выехав из защищеннаго от ветров залива, уже видит перед собой цель — контуры какого-нибудь острова на горизонте. Прямая береговая линия, постоянно заливаемая шквалами и трудно достигаемая вследствие мелководья и дюн, и пустой горизонт никогда еще не создали мореплавателей из прибрежных жителей. Только в двух местностях Европы были на лицо условия, благоприятствующия мореплаванию, — на Эгейском море и в западном углу Балтийскаго моря. И здесь, и там — изрезанность берега заливами и множество островов, отделенных друг от друга небольшим водным пространством и образующих как бы мост от одного материка к другому. Если на берегах Эгейскаго моря зацвела эллинская культура и воспитался тот народ, который раскинул свои колонии от берегов Чернаго моря до устьев Роны, то можно думать, что единственное место в Европе, напоминающее по своему пейзажу Эгейское море, также благоприятно отразилось на живущее здесь племя и выработало чрезвычайно смелых мореплавателей. Раз 10 индо-европейцы не были мореплавателями, хотя и жили на берегу Балтийскаго моря, то ясно, что они обитали именно южный его берег, а германцы, ставшие мореплавателями уже после отделения от индоевропейцев, имели свою прародину именно в западном углу Балтийскаго моря. Любопытно, что те германцы, которые впоследствии смешались с преобладающим населением славян или кельтов, опять отстали в мореплавании (например, русские, пруссаки, южные немцы), но захожие германцы, оказавшиеся в численном превосходстве над местным населением, сохранили и любовь свою к морю (англо-саксы, фризы, голландцы, нормандцы).

Прародина германцев определяется, кроме изложенных соображений, еще историческими, археологическими и антропологическими данными и свидетельствами топографической номенклатуры.

Археология подтверждает факт непрерывнаго развития культуры в южной Швеции с неолитическаго века, за 3000 лет приблизительно до Р. Хр. Кухонные отбросы Дании, также относящиеся к неолитическому веку, принадлежат уже германскому племени, судя по черепам. Неолитическия находки в южной Швеции и на датских островах содержат черепа и скелеты одинаковаго типа c черепами и скелетами, как бронзоваго, так и железнаго века, т. е. германскаго типа.7 Поэтому можно предположить, что несколько тысяч лет до нашего летосчисления, германцы стали двигаться от индо-европейской прародины к северо-западу в Ютландский полуостров и по 11 датским островам в Сконе. Что последняя область служила исходной точкой для распространения германской культуры в Скандинавии, доказывается и тем, что в ней найдены 2/3 всех неолитических орудий, собранных в Швеции вообще.8

Уже в эту отдаленную эпоху поддерживались сношения с областями Средиземнаго моря, что доказывается, с одной стороны, дольменами и мегалитическими могилами, которыя тянутся от берегов северной Африки через Испанию, Францию и Англию до Дании и Швеции, с другой стороны, гончарной орнаментикой. Благодаря этим сношениям и произошел переход от каменнаго века к бронзовому, без иммиграции какой-нибудь новой народности. Среди медных топоров из Сконе Монтелиус отмечает характерный тип, подобие котораго найдено только в Швейцарии, Австрии и Венгрии, но совершенно отсутствует в Дании. Это заставляет Монтелиуса поставить вопрос, не существовали ли в это время уже прямыя сообщения между южной Швецией и устьем Одера.9

Очевидно, мы тут подошли к моменту, когда мореплавание скандинавов сделало важный шаг вперед. Так как в кухонных отбросах Дании имеются кости рыб, которыя не водятся у берегов, то ясно, что тогда занимались рыбной ловлей и на глубине. Рыбачьи челноки выдалбливались или выжигались из одного дерева, как это видно по образцам, найденным на дне озер. Для большей прочности связывали несколько челноков вместе. Но в рисунках, вырезанных на шведских скалах и относящихся к бронзовому 12 веку, уже изображаются настоящия корабли с килем, в то время как рыбачьи челноки имеют плоское дно. Корма этих кораблей бронзоваго века отрезана поперек по прямой линии, а нос острый. На некоторых кораблях высятся кресты или круги на шестах, что, по всей вероятности, должно изображать мачты и паруса. Может быть, первые опыты в этом направлении происходили так, как делают еше теперь в шерах10 за неимением лучших приспособлений: при попутном ветре ставят лиственное деревцо в лодке. Такия дерева, вместо мачты с парусом, вероятно, и изображены в виде кругов, поддерживаемых шестами. Все же такия изображения на скалах очень редки, и главный способ передвижения на море происходил еще на веслах. Но начало мачты и паруса уже положено.11

Таким образом, мы получили ответ на вопрос, когда приблизительно скандинавы стали учиться мореплаванию. Этот опыт в мореплавании вполне согласуется с картиной разселения германцев во II периоде бронзоваго века (1700–1400 до Р. Хр.), предположенной Коссиной. По его мнению, германцы тогда населяли южную Швецию, датские острова и Ютландию до устьев Везера и Одера, при чем южная граница определялась линией от Берлина до Бремена приблизительно.12

Теперь дополним археологическия данныя свидетельствами истории и топографической номенклатуры. Имя Скандинавия встречается впервые у Плиния Старшаго и рядом называется и остров Scandia. Так 13 и мы теперь отличаем Скандинавию и южнейшую область Швеции Skåne < Skanö < Skáney. Скандинавия слово сложное, первая часть котораго не ясна (привлекали и мифическаго Skadi, и skadd (род сига), и skadana (стадо) и др.) а вторая — готск. awiâ, aujô, немецк. ouwa, aue = луг, прибрежная полоса, Wiesenland, Wasserland.13 Это последнее слово и указывает на то, что Скандинавией первоначально называлась только южная Швеция. Скандинавский полуостров называется у Помпония Мелы Codanovia, след котораго сохранился у Плиния Старшаго в названии sinus Codanus. Нужно помнить, что Плиний Старший сам был в Северном море и мог узнать имена из первоисточника, т. е. от скандинава, Помпоний Мела же получал свой материал из вторых или третьих рук. Если в этой передаче участвовал финн, то звукосочетание s+cons. должно было дать простой согласный звук. Как финны произносят Скобелев — *kobelеf, так Codanovia могло получиться из *Skádanávia, что предполагает открытое произношение a в ударяемых слогах. Чередование ā и å (напр. ga вместо gå) обычно в скандинавских диалектах.14 Таким образоилгь, можно предполагать первоначальную форму Skádanávia, из которой, с одной стороны, путем сокращения получилось Skàney, а с другой — путем назализации и перехода à>a, *Skandanavia. Кроме того, на отсутствие назализации в первоначальной форме указывают англо-сакс. Scedenig < Skedeland и лапландское название Skadesi-suolo. Так как лапл. suolo, sullu = остров, το Skadesi-suolo возникло из *Skadanavia путем перевода, при чем первая 14 часть не была переведена, а лишь приспособлена к лапландскому языку. Отчего же однако Скандинавия называется островом? Это, мне кажется, объясняется тем, что германцы разселялись более на северо-запад, чем на северо-восток. Здесь же они доходили до большого озера Венерна, что и создало представление, будто южная Швеция — остров. Все же остается еще не выясненным, как возникла форма *Skadinavia > Skandinavia, которая подтверждается и перегласовкой в англо-саксонских названиях. С другой стороны, *Skádanávia поддерживается не только названиями Codanovia, Skáney, Skadesisuolo, но и разно-чтениями Scadanavia. Scadanan (вм. Scadanau), Scatenauge и др.15

По свидетельству Помпония Мелы, Кодановию-Скандинавию населяли тевтоны. С последними римляне познакомились еще раньше, когда кимбры и тевтоны опустошали Галлию и в 101 г. до Р. Хр. ворвались в Италию. Teutoni связано с древне-нем. theoda (народ), англо-сакс. gethéode (язык) и отвечает современному deutsch. Название кимбров встречается также в Кимбрийском полуострове Птолемея и сохранилось в теперешнем Himmerland < * Himberland, Hirabersyssel, лежащем в Юлланде между Лимфьордом и Мариагерфьордом.

Поход кимбров и тевтонов доказывает, что началось обратное движение из германской прародины на юго-запад через датские острова и Ютландию. На это указывает и любопытное сообщение Птолемея (кн. II гл. XI): Άπ'ανατολων δε τυς Κιμβρικυς Χερσονυσου τεσσαρες νυσοι αι καλούμεναι Σκανδίαι, τρεις μέν μακραι… μία δε μεγίστη και ανατολικωτάτη κατα τας ε'κβολας του Ουιστούλα ποταμου. Наибольший остров Скандия, лежащий к востоку от других и против устья Вислы, конечно, 15 Сконе. Другие три острова — Сьелланд, Фюн и Лолланд. Но почему и они называются Скандиями? Не потому ли, что незадолго перед тем должны были принять колонизационную волну из Сконе. Ведь Danmark = лесистая страна, а такая находилась именно в северо-восточном Сконе, между Söderås и Linderås. Вообще, слово dan преимущественно распространено в южной Швеции.16

Иордан (гл. IV) называет Scandza (т. е. Сконе) «ofricina gentium» (горнила племен) и «vagina gentium» (родительница народов). Выселившись из этого «острова», готы переехали море и прозвали то место, где они сперва остановились, Gothiscandza <* Gothisk-skandza, т. е. Готской Скандинавией. Эта затея готов перенести название родины на новое место жительства, находит свою полную аналогию у датчан, назвавших сперва свои острова Скандиями, а потом Данмарк. С готами связаны и вандалы, жившие в IV в. по Р. Хр. в Дакии и Паннонии. В начале V века они двинулись на запад и, опустошив Галлию, проникли в Испанию, где от них прозвана Andalusia < *Vandalusia. Ho и на севере они оставили свои следы. Вся область Юлланда к северу от Лимфьордена называется и по сейчас Vendsyssеl и населена особенно свободолюбивыми людьми — Vendelboerne, явившимися зачинщиками во всех крупных крестьянских возстаниях в Дании (1086 г., 1368 г., 1441 г. и 1534 г.). Шведским и датским королям в свое время присваивался титул princeps Vandalorum. К той же племенной группе относятся и бургунды, имя которых тесно связано с названием острова Борнхольм > Borghundalorum = гористый остров, от borghund = возвышенность.17 16

Начиная с середины V века, англы и саксы переселяются в Британию, достигши юго-западнаго берега Севернаго моря. Но саксы жили раньше и у Балтийскаго моря, иначе никак нельзя было бы понять, откуда финны усвоили себе название saksalainen = немец. Так как местность между Фленсбургом и Шлезвигом еще доныне называется Engeln, то ясно, что и англы жили у Балтийскаго моря. Неподалеку отсюда жили и лонгобарды, ο чем свидетельствуют местность Bardengau и упоминаемый уже в IX веке торговый город Bardowiek, связи и значение котораго унаследовал Гамбург. Наконец, германский народ ругов или ругиев также оставил свои следы на Балтийском море — вспомним только скандинавских ругов и остров Рюген.

Итак, археологическия данныя, историческия свидетельства и топографическая номенклатура указывают на юго-западный угол Балтийскаго моря и здесь преимущественно на Сконе, как на общую родину германских народностей. Наконец, антропологическия данныя сводятся к тому, что в южной Швеции и Норвегии еще теперь население представляет собой бесусловно преобладающий германский тип — длинно-головый, с светло-русыми волосами и синими глазами.. На эту способность германцев сохранить в чистоте свою расу указывал уже Тацит (II гл.). «Не заражаясь, говорит он, никакими смешанными браками с чужими племенами, народы Германии сохраняют свой род чистым и определенным и самобытыым» (Germaniae populos nullis aliarurn nationum conubiis infectos propriam et sinceram et tantum sui similem gentem exstitisse). В Норвегии 74,47% блондинов и 97,25% людей со светлыми глазами; в Швеции соответствующия дифры — 75% и 67%. Но характерно то, что на юге больше блондинов (85–88%), чем на севере, где произошло смешение с лапландцами. 17 В Швеции 87% длинноголовых, при чем опять круглоголовые находятся преимущественно в Упланде и севернее. Средний рост мужчин в Швеции 1,71 метра, в Норвегии 77% новобранцев имели рост в 1,70 метра. Но в Дании уже круглоголовость черепов преобладает над длинноголовыми, а средний рост не более 1,67 метра. Последнее обстоятельство объясняется, конечно, смешанным населением Дании, особенно, датских городов.18

Эмиграционное движение из этой прародины, которое началось с бронзоваго века, кончилось тем, что создало известныя формы быта, нормировавшия эти поездки. Главной причиной эмиграции были, конечно, недороды, вызванные не только суровостью климата, но и неумением рационально обрабатывать землю. С другой стороны, оседлый образ жизни всегда влечет за собой быстрый прирост населения. Индо-европейцы несомненно уже занимались земледелием, что доказывается хотя бы общим словом для пшена: лат. hοrdeum, греч. κριθύ, древне-нем. gersta. Теперь вопрос в том, как обрабатывалась земля. Обыкновенно принято различать две стадии обработки земли: киркой от руки и плугом при помощи вола (или лошади). Но плуг может быть различнаго вида, и тут очень важно для доходности поля, можно ли посредством плуга переворачивать глыбы или только взрыть борозду. Деревянной сохой, представляющей собой сук дерева в виде заостреннаго крючка, возможно только последнее, и поэтому металлический плуг, позволяющий также переворачивать взрываемыя глыбы, внес существенное улучшение в земледелие. Индо-европейцы знали именно деревянную соху: готск. hoha, 18 лит. szaka, древне-инд. çákhā, русск. soha. Cp. также лат. ramus и aratrum, греч. αροτρον, древне-ирл. arathar, древне-сев. ardr и arl, древне-сакс. erida, арм. araur, болг. oralo, лит. arklas. Ho y германцев имеется еще особое слово: древне-нем. pfluog, pfluoh, англо-сакс. plòh, древне-сев. plógr, которое было заимствовано другими языками уже из германских диалектов, например, лит. pliugas, русск. plugŭ, северно-италь. piò. Этот плуг, с которым некоторые индо-европейские народы познакомились позже германцев, и был, может быть, тем усовершенствованным, металлическим плугом, который германцы в бронзовом веке переняли из района Средиземнаго моря, где его изобрели египтяне или вавилоняне.19

Но такое улучшение сохи (плуга) парализовалось особым порядком землепользования у германцев. Этот порядок вытекал из военно-племенной организации, поддерживать который родоначальники считали своей обязанностью. Племя должно было быть всегда готово сняться с якоря, и поэтому не могло выработаться частное землевладение. Отсюда нежелание вложить много труда в землю, вырубить лес и превратить его в поле. Весьма характерно описание Адамом Бременским (I гл. IV кн.) Ютландии: «Поля там безлюдны; исключая мест около рек, весь край кажется пустынным и незаселенным… В некоторых местах едва находишь след обработки земли и приспособления для человеческаго жилья» (ager ibi sterilis, praeter loca flumini propinqua onmia fere desertum videntur terra salsuginis et vasta solitudinis… vix invenitur culta in aliquibus locis vix humana 19 habitationi oportuna). Если такое состояние обработки земли наблюдалось в XII веке, то в доисторическия времена земледелие стояло, конечно, на еще более жалкой ступени. Поэтому ученые готовы были признать германцев времен Цезаря, а некоторые и эпохи Тацита, — кочевниками. Не подлежит однако сомнению, что земледелие берет свое начало уже в индо-европейской прародине, подвергается техническому улучшению в бронзовом веке, когда сук-соха заменяется металлическим плугом, и достигает хороших результатов там, где землепользование охраняется прочным общественным строем. Так Сконе, по свидетельству того же Адама Бременскаго (VII гл. IV кн.), было и плодородной и богатой страной (Sconia… opulenta frugibus divesque in mercibus…). Ho такого благосостояния достигла только Сконе, и то в XII в. До тех же пор не раз постигавший страну неурожай заставлял тех, кто только мог и дерзал, выселяться.20

Кроме того, следует принять во внимание и численность населения. Во-первых, многоженство и конкубинат не стеснялись тогда ни церковными, ни светскими законами; во-вторых, многолюдное потомство считалось признаком силы и могущества. Безплодные браки были тогда величайшей редкостью, и восполнялись параллельным браком того же мужчины. По этому чувствовался избыток населения, и поддерживался обычай уничтожения потомства, который еще в 20 историческия времена наблюдается у спартанцев, римлян и германцев. Когда германцы стали мореплавателями, они изгоняли излишек своего потомства за море. Обыкновенно сам отец определял, кому из сыновей владеть унаследованной землей, кому — морем. Эмиграция, вызываемая первоначально недородами, в конце концов сделалась бытовым явлением.21

Уже у индо-европейцев эмиграция была связана с определенными обрядами, как это доказывает ver sacrum у самнитов. У германцев к обрядам присоединились еще мотивы, создавшиеся под влиянием жизненных условий. Сперва часть народа выселялась только тогда, когда выпадал недород. Потом выселения вошли в привычку и стали периодическими. Ведь лучше предупреждать несчастье, чем уступать его натиску. Выселялась третья часть молодежи и в трех отрядах или на трех кораблях. Но за морем жили уже свои люди. Так сложилось представление, что приезд эмигрантов вызван сородичами, живущими на местах. Их пригласили свои же в гости. Их приезду очень радуются. Благодаря такому подкреплению с родины становится возможным покорить себе заморскую землю, которая, по сравнению с покинутой родиной, «велика и обильна».

Из этих элементов (причины и порядка выселения, мотива призвания, восхваления новой земли) сложилось скандинавское сказание. Начало его восходит, может быть, к тому времени, когда римляне действительно стали призывать германцев к себе на военную службу. Во всяком случае, дальше римской службы мы проникать не можем. Другой вопрос, недостаточно освещаемый источниками, касается тех религиозных обрядов, которыми сопутствовался 21 отъезд эмигрантов с родины и которыя были приурочены к культу матери-земли. Но контуры скандинавскаго переселенческаго сказания вполне отчетливы. Благодаря своей жизненности, это сказание крепко запало в памяти и, расчленяясь на варианты, сохранило и дословныя повторения на громадном разстоянии времени и места. При записи этого сказания происходили разныя приурочения к местным условиям. Если записывал туземец, то из национальнаго самолюбия дело представлялось так, что призвали германцев не их сородичи, а сами же туземцы. Часто хроникер записывал лишь ту часть сказания, которая интересовала его в данной связи. Наиболее ранния записи этого сказания мы находим у Иордана, Павла Диакона и Видукинда, а позднейшия были сделаны в прошлом веке в Швеции и Финляндии. Географический же район распространения нашего сказания определяется крайними его пунктами — Ирландией, Сицилией и Новгородом.

Благодаря раскинутости записей по времени и месту, зависимость их друг от друга совершенно исключается и, если тем не менее почти все варианты скандинавскаго сказания указывают на южную Швецию как на исходный пункт эмиграции, то, конечно, в этом можно видеть новое доказательство того, что здесь следует искать очаг германской культуры.

Примечания