К. Тиандер

8. Готландское сказание

Единственным источником голландского сказания является знаменитая Гутасага, переведенная на русский язык С. Н. Сыромятниковым (Живая Старина II 41–48). Начало Гутасаги было переведено и проф. Ф. А. Брауном (Op. cit. 305–6). После того, как были сделаны эти переводы, вышло образцовое издание Гутасаги проф. Г. Пиппингa (Hugo Pipping, Guta lag och Guta saga, 1905, стр. 62–69). Иногда важно привлечь для сравнения и старинные датские переводы Гутасаги, рассмотренные г-жей Якобсен (Lis Jakobsen, Gamle danske Overssettelser af Gutasaga [Arkiv for nordisk filologi XXVII]).

Для определения древности Гутасаги мы располагаем следующими данными: 1) приведенный в Гутасаге договор, заключенный готландцами с епископом Линчёпинга; 2) заключительная заметка Гутасаги об обязанностях готландцев в отношении к шведскому королю. — Первый епископ Линчёпинга Гиссло занимал свой сан 43 года (1115–58); в 1164 г. монахи из епархии Линчёпинга основали на Готланде монастырь в Рома; в переговорах готландцев с рижанами принимает участие третий епископ Линчёпинга Карл Фолькунге, брат Биргера Ярла, убитый, [98] в Эстляндии в 1220 г. Отсюда следует, что договор был заключен во второй половине XII века, вероятно, под влиянием того значения, которое приобрели вышеназванные монахи. Основанием описываемых в Гутасаге церковных порядков послужили также постановления о епископских ревизиях, изданные папским легатом Вильгельмом Сабина в 1226 г. Между прочим, выражение tilquemda sith — буквальный перевод латинского оборота consuetudo visitationis1. — Заметка Гутасаги о шведском короле гласит в переводе так: «Буде случится несчастье, и коронованный конунг при каком-нибудь восстании будет изгнан из своей страны, то готландцы должны не выплачивать налога, но задержать его в течении 3 лет и сложить налоги со всех этих годов и оставить их у себя. Когда же пройдет 3 года, то они должны дать налог тому, кто тогда будет править Швецией. О всех правах конунга должно быть прислано закрытое письмо с печатью конунга, но отнюдь не открытое». Эта заметка относит нас к распрям, происходившим в Швеции в начале XIII века, и так как Эрик Кнутсон действительно 3 года (1205–8) должен был скрываться в Норвегии, то естественно, как это делал Лефлер, связать эту его отлучку с трехгодичным сроком, указанным в саге. С другой стороны, конунг Магнус Ладулос в 1285 г. изменил порядок уплаты военного налога в том направлении, что этот налог стал постоянным. По саге готландцы платили его только в виде возмещения за неисполнение воинской повинности, теперь же они обязывались платить его всегда, и в военное, и в мирное время. Таким образом, настоящая [99] редакция Гутасаги относит нас ко, времени 1208–1285 г. С этим совпадаешь и определение Щлютера, приурочивающего рукопись саги к середине XIII в.2

Сохранившаяся рукопись не есть оригинал. На это указывают описки в роде ai mith вместо ain nith (одну убыль луны; датский перевод: at ai maira thann manath wari). Но так как описок сравнительно немного, то рукопись нужно признать все же близкой к оригиналу3.

Композиция саги безусловно цельная. Интерес автора сосредоточен на двух вопросах — о распространены и укреплении христианства в Готланде и об отношении готландцев к шведскому конунгу. С вопросом о распространены христианства тесно связано паломничество в Святую Землю, идущее через Готланд и Россию, приезд Олафа Святого, бегущего через Готланд в Россию, и движение выселенцев из Готланда через Россию в Византию. Вне этих двух вопросов остается только введение о Тьельваре и его потомках. О торговле Готланда упоминается только там, где на это наводят его главные темы, т. е. в двух местах: по поводу договора со шведским конунгом и говоря о началах христианства в Готланде. Это указывает на то, что автор Гутасаги был чужд коммерческим интересам.

В саге не раз подчеркивается независимость Готланда. Несмотря на все нападки, готландцы сохранили свои обычаи и права. Они добровольно заключили условие со шведским конунгом. Их подчинение епископу Линчёпинга тоже вполне добровольное. В обоих случаях обязанности готландцев строго 100 определены. Епископ получает, например, три еды и три марки, и никак не больше. При приглашении в поход готландцы могут ехать, но могут и откупиться. В некоторых же случаях этот откуп отпадает. Оговорка о низверженном конунте опять новое подтверждение автономности Готланда. Очевидно, и автор Гутасаги был уроженцем Готланда. Если интерес к церковным делам, знание латинского языка и само сочинительство обличает в авторе ученого клерика, то политическая жилка и сепаратизм указываешь на тип клерика, владеющего не только пером, но при случае и мечом, в роде епископа Абсалона, считающегося основателем Копенгагена. В этой связи любопытно, что автор ни словом не упоминает о монастырях на Готланде, хотя первый из них — Sancta Maria de Guthnalia — был основан уже в 1164 г. в 2 милях к юго-востоку от Висби4.

Будучи готландцем и патриотом, автор, конечно, хорошо знал народные предания своей родины. Судя по Гутасаге, эти предания имели совсем особый географический район — Россию. Торговые сношения в исторические времена и характер построек и укреплений Висби указывают на связь с Германией, в особенности с прирейнской областью, предания Гутасаги же ведут на восток, совершенно умалчивая о германских сношениях. Это кажущееся противоречие разрешится само собою, если выясним себе приблизительную давность преданий, которыми воспользовался автор Гутасаги.

Единственная, упоминаемая в Гутасаге, историческая личность, которая могла бы служить нам хронологической опорой, — Олаф Святой. В 1026 г. Олаф вместе со своим шурином, шведским 101 конунгом Анундом Якобом, напали на датского конунга Кнута Великого и сражались с ним у Святой реки (Helge-å). В 1028 г. Кнут собрал сильный флот и, доехав до Трондхейма, заставил Олафа Св. бежать из Норвегии в Россию. В 1030 г. Олаф Св. через Швецию возвращается в Норвегию, пользуясь поддержкой Анунда Якоба. В битве при Стикластаде (31 авг. 1030 г.) Олаф Св. был убит.

Можно думать, что приезд Олафа Св. в Готланд в 1029 г. совпал с проникновением сюда христианства. Но сага отмечает только единичный случай принятия христианства под влиянием Олафа Св., нисколько не исключающей существования христиан на Готланде до этого времени. Если Ботайр, приняв христианство, натолкнулся на противодействие языческого народа, а те же поступки Ормика — принятие крещения и постройка церкви — обошлись без волнений, то это только доказывает, что первый жил гораздо раньше второго. Это мнение, что христианство проникло в Готланд ранее XI века, поддерживал и Монтелиус в своем докладе, читанном на съезде шведского археологического общества в Лунде в июне 1909 г.5 Древность христианства в Готланде выясняется и в связи со сношениями с востоком, которые так настойчиво подчеркиваются Гутасагой. В середине XIII в., когда писалась Гутасага, сношения с Византией были полным анахронизмом. Татарское иго исключает всякую возможность пользоваться «варяжским путем», если кому и приходила в голову эта мысль. Поэтому упоминание в Гутасаге этого пути только могло быть взято из традиции, восходящей к X и IX вв., т. е. ко времени Олега, Игоря, Ольги и т. д.

Это предположение подтверждают и археологические находки, рассмотренные шведским ученым Туре 102 Арне6. Его изыскания подтверждают связь Готланда с Византией. Кресты с греческими надписями не оставляют никакого сомнения в том, что христианство проникло в Швецию отчасти также из Византии. В Готланде найдено 2 глиняных яичка, раскрашенных в желтые и коричневые полоски. Такие же яички найдены — одно на Флоровской горе в Киевской губернии, другое на Кавказе. Быть может, это пасхальные яички7. Но разыскания Арне нам интересны и в другом отношении; они подтверждают тесную связь Готланда и Бирки, главным образом, благодаря восточным сношениям. Разбирая лиственный орнамент или изображение животных на разных металлических предметах, Арне устанавливает восточное происхождение этого стиля8. Но так как эта культурная струя с востока коснулась главным образом Готланда и Бирки, то этим доказывается и одновременность их связи с востоком. Находки куфических монет подтверждают тот же факт. Бирка перестала существовать уже в XI в., пережив расцвет в IX и X вв. Отсюда явствует, что и восточные сношения Бирки и Готланда относятся к IX и X вв.9

Хронология скандинаво-арабских сношений определяется и остроумным объяснением Арне скандинавского термина Serkland от города Саркель, лежавшего на Дону. Serkland собственно *Sarkel-land. Так 103 как город этот был взят Святославом в 960 г., то термин Serkland должен был сложиться раньше, потому что никто не назвал бы страну по разрушенному городу10.

Но воспоминания, на которых построена часть Гутасаги, восходят к еще более отдаленным временами Подвергнем разбору сказание об избавлении Готланда от заколдованности. Оно передано в первых строках Гутасаги: «Готланд (Gutland) первым открыл человек по имени Тьельвар (Thieluar). Тогда Готланд был так мало виден11, что он днем погружался в воду, а ночью поднимался. Но этот человек впервые привез огонь в Готланд, и после этого остров уж больше не погружался». — Это сказание имеет свою реальную основу. Во время ледникового периода Готланд действительно 2 или 3 раза находился под водой, что объясняется либо колебанием почвы, либо изменением уровня воды в Балтий-ском море. Около 1500 г. до Р. Хр. Готланд в последний раз вынырнул из воды и принял почти те же контуры, которые имеет и поныне12. Этот факт Гутасага приписывает Тьельвару, якобы первому человеку, приехавшему в Готланд. Но то обстоятельство, что Гутасага говорит о многократном погружении острова в воду и поднимании из моря, указывает на то, что люди были свидетелями этого, быть может, жили на Готланде во время такого периода подъема, но должны были оставить его вследствие наводнения. Что такой отдаленный факт удержался в народной традиции, объясняется тем, что наводнение — бедствие, поражающее фантазию людей и своей 104 стихийностью, и своей общностью. Память о ледниковом периоде отразилась также в скандинавских космогонических мифах. Вариант такого космогонического сказания и приурочен к Готланду. Тьельвар (Thjalfi) — молния, способствующая образованию земли. Так, по Снорровой Эдде, при встрече искр, исходящих из Муспелли, с холодными струями, поднимающимися из Нифльхейма, образовался великан Имир, из тела которого создалась земля. Вообще, космогонические мифы всех народов сохранили одну черту: земля выходит непременно из воды, или в виде острова, или в виде небольшого зверя (бобра, черепахи, мускусовой крысы, лягушки), или в виде птицы (утки, нырка), или в виде части тела плавающего на поверхности океана человека (колено Ильматар в Калевале). Этот космогонический миѳ, приуроченный к Готланду, был впоследствии переделан. Молния — Thjalfi, сделался обыкновенным человеком Тьельваром, который везет с собой огонь, как норвежские колонизаторы Исландии, или жители острова Лемноса, снаряжавшие ежегодно корабль, чтобы привезти огонь с Делоса, или римляне, хранящие огонь в ларчике из куста Ferula communis. Очистительная сила огня известна на Готланде еще поныне (Snob ohm, Op. cit. 78). Таким образом, сказание о Тьельвар получилось из следующих элементов: 1) воспоминания о наводнениях Готланда; 2) космогонического сказания; 3) обычая перевозки огня; 4) обряда очищения при помощи огня13.

Спрашивается теперь, каким образом до автора Гутасаги дошли рассказы о столь далеких временах? 105

Что устные предания легли в основу Гутасаги, доказывается приведенными в ней отрывками песен. Так толкование сна Витастьерны образует правильную полустрофу с аллитерациями:

Alt ir baugum bundit,
bo land al thitta wartha
oc faum thria syni aiga.

Через строчку мы читаем вторую полустрофу, непосредственно по смыслу примыкающую к первой:

guti al gutland aiga,
graipr al annar baita
oc gunfiaun thrithi.

Желая примирить этот стих о происхождении готландцев от трех братьев со старинным делением острова на три области, автор Гутасаги впал в противоречие — Грайп у него оказался старшим. Но по существу, и автор соблюл старшинство Гути, так как ему достается средняя часть Готланда, где лежало Рома — место общего народного собрания. В северной же и южной частях, доставшихся Грайпу и Гунфьауну, происходили только местные народные собрания. Гути, конечно, эпоним Готланда–Gutland и готландцев — gutar. Названия братьев придуманы так, чтобы они образовали аллитерацию с Гути. Этим трем названиям братьев противопоставляются имена родителей, также аллитерирующие — hafthi и huitastiernа. Нельзя не обратить внимания еще на то, что haithi образовано от hafа — иметь, владеть, a graip от gripа — хватать. И то и другое имя просто 3 лицо ед. ч. прошедшего времени данного глагола14. 106

Такое совпадете в образовании имен не может быть случайным и доказывает принадлежность всех пяти имен (двух родителей и трех братьев) к одному и тому же сказанию. Чтобы к этому сказанию принадлежало имя Тьельвара, весьма сомнительно. В саге ясно подчеркивается, что Хафти и его жена были первыми жителями Готланда. Роль Тьельвара сводилась к тому, что он избавил Готланд от колдовства. Итак, на основании анализа имен и песенных отрывков, мы можем заключить о существовании особого сказания, по которому три брата завладели Готландом и основали в нем — по понятиям тогдашнего времени — государство. На это последнее указывает стих: bo land al thitta vartha. Корень bo означает не только «населять». Готландский оборот bo lamb означает «прирученная овца». Сёдервалль15 под boa приводит также значение: «привести в порядок, готовить». Последнее значение очень ярко выразилось в древней юридической формуле, выраженной стихом: medh lagh skal man land byggia — законом нужно привести в порядок страну. В виду этого думаю, что стих: bo land al thitta wartha содержал в себе намек и на то, что эти три брата должны были привести в порядок страну. Так автор Гутасаги и понимал миссию трех братьев, иначе он не написал бы: thair sciptu sithan gutlandi i thria thrithiunga — они разделили Готланд на три части. На самом деле, эти три части возникли благодаря географическим условиям страны — трем плодородным долинам: северной, идущей от Каппельсхамна до Слите; средней, пересекающей остров от Слите до Вестергарна и Клинтехамна; южной, лежащей поперек острова к югу от озера Майстермир16. 107

Если стихотворная форма явилась одним из подспорий, поддерживающих память о давних преданиях, то другим подспорьем были местные названия. Tjelders, Tjeldervik и Tjelderholm были приурочением имени Тьельвара к местности, где развалины Rotarburg свидетельствуют о давнишнем заселении. Имена округов Habdum > Hafdhem и Hafvor напоминают нам Хафти, а имя двора Stjännarvе > Stjern-arve указывает на Витастьерну. На севере Готланда имеется двор Gutе-gård, а в приходах Гарда старинные развалины приурочены к имени Грайпа. Это, конечно, не доказывает, что Гути фактически жил в Гутегорде, как это думает Снебум17, или что Тьельвар пристал к Тьельдервику и т. п., нет — Тьельвар, Хафти, Гути жили только в воображении народа, но местные приурочения спасали предание от забвения и внушали автору Гутасаги представление, что это предание не вымысел, а факт.

Приведем следующий затем эпизод Гутасаги.

«Впоследствии от этих трех братьев население Готланда через долгое время так сильно увеличилось, что страна не была в состоянии всех прокормить. Тогда выселили по жребию каждого третьего человека, при условии, что они сохранят свою собственность и могут увезти с собой все, что у них было над землей18. Но они неохотно соглашались уехать, а направились в Торсборг19 и там поселились. Потом народ и здесь не терпел их и выселил их также отсюда. Тогда они уехали в Фор-э (fa royna)20 и поселились там. Но и здесь 108 не могли они удержаться и поехали к острову возле Эстляндии (aistland), который называется Даг-э (Dagaithi). Здесь они поселились и построили замок, который виден и поныне. Но и здесь они не могли Задержаться и поехали вверх по реке, которая зовется Двиной (dyna), а далее двинулись они через Россию (ryza land) так далеко, что достигли Трепли (gricland). Там они просили у греческого царя разрешения поселиться на время прибывающей и убывающей луны. Царь разрешил им это, думая, что это будет не больше одного месяца21. По прошествии месяца он хотел выселить их. Но они ответили, что срок прибывающей и убывающей луны значит на вековечные времена. И уверяли, что так им было обещано. Слух об этом их споре в конце концов дошел и до царицы. Она же сказала: «Господин мой и царь! Ты разрешил им поселиться на время прибывающей и убывающей луны. Это значит на вековечные времена. Этого ты у них отнять не должен». Так они поселились там и живут до сих пор, и кое-какие следы от нашей речи еще сохранились у них».

Приступая к разбору данного эпизода, я нахожу заступничество царицы совсем не мотивированным. Ее поведение было бы понятным лишь тогда, если бы она была землячкой тех, за которых она заступается. Такое положение мы имеем в Эймундар-саге22 Эймунд был одним из трех сыновей 109 областного конунга Ринга. Он вырос вместе с Олафом Святым и стал его побратимом. Проводив Олафа в Англию, он вместе с Рагнаром, правнуком Харальда Прекрасноволосого, отправился в морские походы. Во время их путешествий Олаф подчиняет себе всю Норвегию, устранив областных конунгов. Ринг вместе со своим сыном, Дагом, подвергся изгнанию и после долгих скитаний доживал свои дни в Гётланде. Третий сын Ринга, Рюрик (Hrærekr), покушался на жизнь Олафа и был сослан в Гренландию, но доехал только до Исландии, где остался жить до смерти. В виду этой расправы с родней, Эймунд, возвратившись в Норвегию, решил выселиться и с ним поехали и многие другие, обиженные Олафом, норвежцы. Эймунд и Рагнар прибыли в Хольмгард, где Ярослав, будучи женат на Ингегерде, дочери шведского конунга Олафа Скотконунга, принял с открытыми объятиями побратима Олафа Святого, женатого на младшей сестре Ингегерды — Астриде. Тут сага отмечает важную для нас черту: Ингегерда была очень энергична и щедра деньгами, но конунг Ярослав не считался щедрым на деньги, и был самовластным и жестоким правителем — him var hinn mesti skörúngar ok mild at fé; en Jarisleifr konúngr var ekki kalladhr mildr af fé, en var stjórnsamr konúngr ok riklundadhr.

Эймунд предлагает Ярославу стать охранителем его страны — varnarmenn rikis thessa, получая за это золото, серебро и хорошую одежду. После некотораго колебания Ярослав заключает с ними договор на год, обязуясь платить каждому воину по 1 ёре серебра, а начальнику судна по 1½ ёре. Это жалованье должно выплачиваться в случае войны. — Затем описывается борьба Ярослава со своим старшим братом Болеславом (Вurislеifr), причем последний после поражения бежит в Бьярмаланд и 110 возвращается во главе биармийцев. Но, благодаря хитростям Эймунда, и это второе нападение Болеслава отбито. Вместе с тем разнесся слух, что Болеслав убит. Тогда Ярослав, решивши, что опасность миновала, отказывается уплатить норманам по договору. Эймунд грозит уехать, но ввиду того, что слух о гибели Болеслава не подтверждается и что, напротив, становится известным его бегство в Турцию, где он готовить новое нападение во главе турок и валахов (Blokumenn), Ярослав возобновляет договор с норманами. Благодаря хитрости и смелости Эймунда, на сей раз удается действительно убить Болеслава и этим прекратить распрю. Но когда норманы стали требовать своего жалованья, Ярослав опять отказывается платить. Тогда Эймунд решает ехать к младшему брату Ярослава, Varnlafr, который княжил в Полоцке. Уже норманы снаряжают свои корабли к отплытию, когда вмешивается Ингегерда. Она отправляется к кораблям и просит Эймунда придти побеседовать с нею. Правда, эта беседа только ловушка: по условленному знаку ее провожатые должны были наброситься на Эймунда. Но благодаря его предусмотрительности, хитрость не удается. Рагнар хочет убить Ингегерду, но Эймунд отпускает ее с миром, не желая порвать дружбу с княгиней — eigi vil ek svà slíta vináttu vidh drottníngu. — Норманы же покидают Хольмгард и поступают на службу к Варнлафу на тех же условиях, какие были заключены с Ярославом. Вскоре оба брата начинают враждовать. Эймунд берет в плен Ингегерду еще до решительного сражения. Тогда Ингегерда предлагает примирить их. Ее решение сводится к тому, что Ярослав сохраняет за собой Хольмгард — Новгороду Варнлав получает Кенугард — Киев, а Эймунду достается Pallteskju — Полоцк, чтобы он не уехал из Гардарики — thvíat vèr viljum harm eigi í 111 brott or Gardhariki. Эймунд должен был остаться в виде защитника обоих братьев и всего Гардарики, а его власть переходит по наследству к сыну или брату. Умирая, Эймунд передал свою власть побратиму Рагнару.

Отношение Эймунда, Ярослава и Ингегерды друг к другу настолько напоминают нам ситуацию готландских выселенцев, византийского царя и царицы в Гутасаге, что весьма вероятно, что автор последней копировал именно предание об Эймунде. Тогда сочувствие царицы готландцам вполне понятно. Готландцы такие же выселенцы, как и Эймунд и его дружина. Византийский царь также, как и Ярослав, желает от них избавиться. Но заступничество царицы приводит к тому, что готландцы остаются навсегда в Византии, равно как и Эймунд в Гардарики. Что автор Гутасаги воспроизводить ситуацию Эймундар-саги только в общих чертах, указывает на то, что он знал не текст саги, как он сложился в Норвегии или Исландии, но устный рассказ. Так как Олаф Святой три раза посетил Готланд (в 1008, 1029 и 1030 гг.), то нет ничего удивительного в том, если рассказы о близких ему лицах были известны на Готланде.

Положение Эймунда и Ярослава было такое же, как в свое время роль скандинавской дружины в Византии. И тут были переговоры и споры из-за жалованья, которые вел особый толмач — μεγάλος διερμηνεῦτος τῶν Βαράγγων — или главно-управляющий дворцовыми и варварскими делами — πρωτοσπαταρίος ἐπί οἰκιακῶν καί ἐπί τῶν βαρβάρων. Эти титулы сохранились на печатях, которые по стилю и по начертанию букв можно отнести к македонской династии, пожалуй к царствованию Константина Багрянородного; характерна надпись на одной печати: Δός Κύρ(ιε) ἀ νώνη(ν) — Дай, господин, жалованье! Кроме этих печатей, из 112 вещественных доказательств пребывания варягов в Византии, в 1869 г. при разрушении башни было найдено много могильных плиток с именами англо-саксов и норманов, но во время пожара в Пере в 1870 г. они за исключением двух плиток все погибли23.

Эту память о службе варягов в Византии в X в. автор Гутасаги связал с анекдотом о двусмысленном определении времени и построил свой рассказ по ситуации Эймундар-саги. Поводом, конечно, послужила непрерванная в дни возникновения Гутасаги эмиграция готландцев на восток. Промежуточной станцией на этом пути был остров Даг-э, где издревле жили шведские колонисты, говор которых весьма близок к готландским диалектам24.

На Торсборге остались развалины, свидетельствующие о существовании здесь некогда мощного укрепления. По расчетам лейтенанта Льюнгберга, на сооружение этих построек потребовалось трехлетняя работа 3–4 тысяч человек. Также и на острове Фор-э около Ландснеса имеется старинное укрепление Ringsborgen длиною в 375 метров и шириною в 130 метров25. Развалины в Торсборге, Фор-э и Даг-э подтверждают, что ход колонизационной волны действительно шел по маршруту, описанному автором Гутасаги, только Западная Двина лежала в стороне от этого пути.

Автору Гутасаги предстояло сплотить в связный рассказ эти разнообразные материалы — космогоническое сказание, переселенческое сказание, отголоски саги об Ингегерде и варягах, исторические воспоминания о 113 сношениях Готланда с Византией. Нужно отдать ему справедливость и сознаться, что он справился со своей задачей так удачно, что расчленение его рассказа на составные части было бы безнадежной затеей, если не привлечь сравнительного материала. Только загадка о пребывающей и убывающей луне выдает контаминацию саги об Ингегерде с умной женщиной переселенческого сказания. Последнее сохранено автором Гутасаги полностью: голод; деление народа на три части; метание жребия, кому выселиться; содействие умной женщины при овладении новой землей. Мотив призвания стерт, но подразумевался положением варягов (те же foederati) при византийском дворе. Чтобы связать переселенческое сказание с космогоническим, приходилось Тьельвара назвать дедом трех братьев. Так как приурочение последних к трем частям Готланда явно искусственно, то вернее отнести их к переселенческому сказанию. Тогда мать их Белая-Звезда (huitastierna) и будет умной женщиной сказания. Рассказ о трех братьях показывает, что автор знал и мотив раздела земли.

В своем исследовании мы уже несколько раз отметили наше разногласие с предположениями, высказанными проф. Ф. А. Брауном, поэтому и относительно Гутасаги мы не можем согласиться с нашим уважаемым учителем. По его мнению, переселенческое сказание свевов и лангобардов восходит к готскому преданию. «А если это так, то отсюда необходим вывод, что в сознании как готов, так гутов, остров, из которого вышел готский народ, был именно Готланд, а не Скандинавский полуостров» (Ф. А. Браун, Op. cit. 824). Неудобство такого толкования почувствовал и проф. Ф. А. Браун, так как Готланд был заселен с юга и во всяком случае не из Готланда переселились материковые готы. Поэтому проф. Ф. А. Браун принужден 114 признать, что переселенческое сказание «представляет собою, очевидно, исторический факт на изнанку» и ставит «исторический факт как бы на голову» (Ор. cit. 326). Для нас затруднения эти отпадают, так как мы считаем переселенческое сказание безусловно скандинавским, а не готским. Следы переселенческого сказания в самой Швеции (Упланде и Норланде) и в Финляндии, т. е. в таких местностях, куда готское влияние во всяком случае не доходило, противоречат основному взгляду проф. Ф. А. Брауна. Наконец, варяжские варианты можно было бы связать с готским преданием только при «готской теории», применимость которой к объяснению происхождения русского государства весьма основательно отрицает проф. Ф. А. Браун (Op. cit, 1–18).

Примечания