К. Тиандер

12. Варяжские сказания

Приднепровская область была главной житницей древней Греции и это свое значение в еще большей степени сохранила для Византии. В 1876 г. в Киеве 169 был найден клад монет сыновей Константина Великого, а несколько сот золотых монет, найденных в Днепровских порогах, относятся к VI–X столетиям. И многие другие археологические находки, хотя бы предметы византийского искусства из золота, серебра, бронзы и железа, украшенные камнями и стеклом, указываюсь на то, что торговля Византии с Приднепровьем не прекращалась за все время ее существования. Менялись народы, ведущие эту торговлю, и народы, обитающие Приднепровье, но торговые сношения оставались также неизменными, как торговые пути, предписанные самой природой1.

Завладение Приднепровьем готами, с одной стороны, и передвижение славян, с другой, привело к предпочтению нового пути по Западной Двине и Днепру старому (со времен финикиан) тракту по Висле, Сану и Днестру. Тогда особое значение приобрело то место, где из-за Днепровских порогов собирались торговые суда, — Sambatas Константина Багрянородного, отражающее не готскую форму, а древне-шведскую (сл. samkwœmd = собрание; samkullа = единоутробные брат и сестра; sampna = собирать; древнешведск. bater, итал. batto, франц. bateau2. — Это древнейшее германское название Киева. Весьма мало еще исследован этот гётский период торговых сношений Византии со Скандинавией, между тем мы не имеем никакого основания предполагать их перерыва между IV и X вв., другими словами, между закрытием торгового пути по Висле, Сану и Днестру и началом оживленных сношений по Неве, Ладоге, Волхову и Днепру. Этот промежуток (V–IX в.) и является 170 расцветом второго пути из Скандинавии в Черное море — по Западной Двине и Днепру.

Так как торговый путь по Висле, Сану и Днестру находился под влиянием гото-гётских сношений (выше 154 сл.), то естественно поставить вопрос, не перебросились ли те же сношения на путь по Западной Двине и Днепру. Этот вопрос приводить нас к другому, означает ли разгром готского государства хуннами в 375 г. полное вытеснение готов с Приднепровья или лишь распад готской власти при уцелении некоторой, хотя бы разбросанной, части готского населения. Действительно, готы продолжали жить в разных местах черноморского побережья вплоть до XVII столетия. Крымские готы пережили Византийскую империю и верховенство Генуи и только под властью турок стали растворяться в море татарского населения, но еще во второй половине XVI в. императорский посол Бусбек раздобыл описание крымских готов, составленное очевидцами, и список слов, не оставляющих никакого сомнения в том, что в Крыму тогда жили потомки готов. Французский путешественник dе la Motraye, посетивший Крым в 1711 г., свидетельствует, что остров, лежащий к югу от Перекопского перешейка, назывался Guthe (ср. gutar и Gutland на Севере). — Кавказские готы населяли Тамань и часть восточного побережья Черного моря. Таманьские жители назывались Тетракситами; к югу от них жили Εὐδουσιανοί, потомки Еudоsеs, упоминаемые Тацитом (Germaniа 40). Когда Баязет II около 1484 г. покорил себе Таманьский полуостров, то среди жителей находились и готы. — В Малой Азии готы быстро поддались эллинизации и поэтому стали называться Γοτθογραῖκοι, участвовавшими еще в восстании моряков 714 г. В северной части Мизии на границе Вифинии жили Δαγοτθηνοί и одно из их поселений называлось Δάγουτα. О них говорит 171 еще Константин Багрянородный в X в. — В Мезии так называемые Gothi minores, из среды которых вышел Вульфила, жили еще в первой половине IX века. По свидетельству Рейхенаускаго монаха Валафрида, относящемуся к данному времени, готы еще тогда совершали богослужение на своем родном языке и обладали священными книгами, переведенными на готский язык (studiosi illius gentis divinos libros in suae locutionis proprietatem transtulerint, quorum adhuc monumenta apud nonnullos habentur. Et fidelium fratrum relatione didicimus ... eadem locutione divina hactenus recitari officia). — Наконец, приведем сообщение иезуита Мондорфа (1684–1766) о том, что среди татар, населяющих берег Черного моря от устье в Дуная до Азовского моря, а также и азиатский берег, проживает языческий народ, не имеющий особого названия, но язык которого родствен с немецким3.

Остатки готского народа несомненно играли большую роль в истории древней Руси, чем это до сих пор принималось. Так история Тмутракани теснейшим образом связана с судьбой готов тетракситов. В. Г. Васильевский (Труды II 379–80) даже название последних выводит из посредствующей формы *Тметракситы. Яркий свет на готов-тетракситов проливает «Слово о полку Игореве». План Игоря заключался в том, чтобы с устья Дона по восточному берегу Азовского моря напасть на Тмутракань. Хотя поход его был направлен против куман, населяющих только что названные области, но в союзе с ними находились и готы. Это доказывается упоминанием двух центров готской культуры — Сурожа и Корсуня. Вот почему, после 172 поражения Игоря, «готьския красныя девы» на берегу синего моря, звеня русским золотом, поют о куманских героях — Бусе и Шарокани. Замечательно, что любовь готов к песнопению сказывалась в том, что они воспевали и чужих героев — так, например, Аттила проник в германский эпос.

Другая точка соприкосновения готской культуры с древнерусской — Корсунь. Готская область не только граничила с Корсуньской, но готы часто нападали на Корсунь и грабили его. На сношения Корсуня указывают и гавань Varangolimena и мыс Rosafar, отмеченные итальянскими картами на западном берегу Крыма. (F. Braun, Op. cit. 17). Следуя этому указанию, можно поставить несколько вопросов касательно легенды о крещении Владимира. Взятие Корсуня удается благодаря предательству — варяг Жьдьберн пускает из Корсуня стрелу, на которой написан совет перекопать путь, которым с суши доставляется провиант. Не действовал ли этот «варяг» с согласия готского населения Корсуня или явился в эпической традиции о крещении Владимира отражением последнего? Вообще, эпические мотивы — добывание невесты в связи с осадой города — как-то странно напоминают опять готское песнетворчество (Ср. сватовство Хугдитриха за дочь Солуньскаго царя [Salnecke], сватовство Ортнита и покорение им Сурожa [Sliders], сватовство Сотера за дочь византийского императора Константина).

Итак, указав на существование готов и готской культуры на берегах Черного моря, мы переходим к вопросу о гёто-готских сношениях в период русской истории V–IX в. Академик А. А. Шахматов впервые указал на два течения в эмиграции из Скандинавы: «среди Приднепровских Славян появляются полчища Скандинавов, садятся в укрепленных местах и начинают покорять себе 173 славянские племена; их называюсь Русью.... Занявши южный области, Русь недружелюбно встречает новых, последующих выходцев из Скандинавии.... Колонизационная волна должна оседать в местностях более близких к Скандинавии и по природным свойствам своим менее привлекательных. Скандинавы занимают озерную область и покоряюсь себе Финнов и Ильменских Славян; захватив верховья Волги, они проникают и в среднюю Россию; эти новые выходцы носят название Варягов....»4.

Как видно из выписки, академик А. А. Шахматов затрагивает только хронологическую разницу Руси и Варягов. Основываясь на предыдущей главе, изображающей борьбу свеев и гётов в самой Швеции вплоть до XIII века, мы решаемся поставить вопрос и об этнической разнородности Руси и Варягов, считая первых гётами, унаследовавшими власть над Приднепровьем от готов, а вторых — свеями.

На разноплеменность эмиграционных волн из Скандинавии между прочим указывает вставка в молитву на дьявола, восходящую, вероятно, к римско-католическому оригиналу, в то время, как вставка сделана уже на Руси в одном из русских вариантов. В этой вставке упоминаются варяжские святые Магнушь, Канут, Олаф, Албан и Ботулв, из которых Канут почитался датчанами, Магнус и Олаф — норвежцами, Албан и Ботульф — англичанами. Любопытно, что национального святого шведов, Эрика, в этой вставке нет и это указывает на южнорусский (гётский) ее характер5. 174

Совершенно невероятно, чтобы разноплеменность варягов на Руси не отразилась бы и во внутренних их раздорах. Один такой факт коварное нападение Олега на Аскольда и Дира, другой — вражеское отношение полоцкого князя Рогволода к Владимиру Святославичу. То недовольство князем со стороны его дружины, которое нашло свой отклик в былинах киевского цикла и которое представлено и исландской Эймундар-сагой с той только разницей, что в былинах скупым и малодушным и несправедливым изображен Владимир — Красное- Солнышко, а в саге Ярослав Владимирович , тоже может служить доказательством того, что дружина была сборная и включала элементы, враждебные князю6.

В IX веке свей настолько укрепились на севере Руси, что начинают наступать на юг. Свей, выехав из Меларна, двигались на восток по естественному мосту через Оландский архипелаг в Финляндию, и став здесь твердой ногой на северном побережье Финского залива, вошли через Неву в Ладожское озеро, где основали около Старой Ладоги свою крепость Aldeigju-borg. Отсюда уже они поднялись по Волхову и основали здесь на острове другой город Holmgardhr — Рюриково Городище. Так был открыт третий торговый путь из Скандинавии в Черное море — уже специально свейский. Первое столкновение свеев с гётами на Руси произошло в Полоцке — Palteskju-bогg: в презрительном ответе Рогнеды «не хощу розути робичища» и в жестокой расправе Владимира с полоцкой княжеской семьей слышится племенная ненависть, подогретая культурной разницей. Второй стаж этой борьбы 175 набег Олега на Киев — после него, нужно думать, свей окончательно овладевают торговым путем по Днепру. Свейская торговля отличалась от гётской тем, что велась на деньги в гораздо большей степени, чем последняя, носящая меновой характер, и поэтому пути ее усеяны денежными кладами7. Однако будем надеяться, что и гётская торговля будет освещена подбором археологического материала так же, как Салин осветил готское культурное течение от Черноморья до Балтики (выше 154). Важно лишь поставить вопрос и указать на необходимость точного разграничения материала.

Одно противоречит нашему построению — гипотеза А. А. Куника о происхождении имени Русь от Roslagen, побережной области Упланда. Но, во-первых, древность этого названия не доказана, во-вторых, *ros родительный падеж, а моряки, по сходному образованию, назывались бы го-karlar, наконец, если Русь необходимо произвести от шведского ro (грести), то в одинаковой степени для этого подойдут и более южные берега. Еще в исторические времена готландцы участвовали со своими судами в походах шведских королей, и эта их флотская повинность была урегулирована особыми соглашениями, как мы узнаем из Гутасаги. Поэтому гипотеза А. А. Куника о происхождении имени Русь не так уж опасна для нашего построения. Последнее же поддерживается этническим названием Gudas, мн. ч. Gudai, сохранившемся у литовцев8.

Два течения скандинавских эмигрантов вызвали и два варианта переселенческого сказания — одно, приуроченное к Новгороду, другое, связанное с Киевом. В первом сохранились отмеченные нами уже раньше 176 черты призвания: 1) междоусобица среди туземцев и необходимость иметь правителей (И въсташа сами на ся воевать, и бысть межю ими рать велика и усобица. И въсташа град на град, и не бе в них правьды); 2) решение приглашать норманов и посольство за-море (И реша к собе: «поищим собе кънязя, иже бы владел нами и рядил ны по праву.» Идоша за море к Варягам...); 3) восхваление земли (земля наша велика и обильна...); 4) выборы (по жребию?) переселенцев (Избьрашася три братия с роды своими...); 5) приезд их тремя отрядами, предводительствуемыми тремя братьями; 6) раздел земли между этими тремя братьями (и седе старейшии Новегороде Рюрик; а другыи седе на Белеозере Синеус; а третий Изборьсте Трувор); 7) младшие братья умирают, старший становится единовластным начальником края (По двою же лету умре Синеус и брат его Трувор, и прия власть един Рюрик, обою брату власть, и нача владети един); 8) пришельцы становятся хозяевами края (И от тех Варяг, находьник тех, прозвашася Варягы, и суть Новъгородьсти и людие до дьньшьняго дьне от рода Варяжьска)9.

В этих восьми пунктах мы имеем перед собою типичные черты скандинавского переселенческого сказания, сквозь которое едва улавливаема историческая правда. Последняя заключается, во-первых, в том, что варяги действительно подчинили себе данные области и что распри славян и финнов, конечно, облегчали им это подчинение; во-вторых, в объединении варяжских областей под одной властью. Новгородский летописец особенно легко поверил в достоверность 177 этого сказания, так как вечевой строй Новгорода вполне соответствовал такому призванию себе князя и позднейшая история X–XI вв. его оправдывала10.

В то время, как о кончине Трувора и Синеуса имелась местная традиция (умре Трувор в Ызборске и Синеус на Белеозере в Кистеме), о смерти Рюрика нигде не упоминается. Искусственно Рюрик был сделан отцом Игоря и родоначальником киевской династии. Но рядом с Игорем летописец безпомощно поставил и Олега, традиция о котором очень прочно связана с Ладогой. Здесь находилась его могила и легендарная его смерть (Друзии же сказають, яко идущю ему за море, и уклюну змиа в ногу, и с того умре; есть могыла его в Ладозе. Нач. св.) связывает его с героем исландской саги, Орвар-Оддом. Далее собирателем Руси был не столько Рюрик, сколько Олег (Сии же Ольг нача грады ставити и дани устави Варягом и Кривичем и Мери). Так как Новгород, Изборск и Белоозеро вовсе не являются центрами призвавших князей народностей — Словен, Кривичей, Мери и Чуди, то даже объединивши в своих руках власть Трувора и Синеуса, Рюрик не мог бы считаться единым властителем названных славянских и финских племен. Вывод отсюда такой, что Рюрик вовсе не играл той роли, которую ему приписывает летописец, а раз это так, то родство его с Синеусом и Трувором придумано нарочно для сказания о трех братьях. Тем более, что преемственность в смысле нашествия скандинавов на Неверную Русь принадлежит Ладоге и ее герою Олегу. Но новгородский летописец, составлявший по устному преданию свой рассказ о начале Руси, заботился лишь об интересах Новгорода. Чтобы вывести отсюда киевскую династию, он в центре рассказа о призвании 178 князей поставил новгородского князя Рюрика, сделал его отцом Игоря и унизил до роли воеводы славного ладожского героя Олега11.

Перейдем теперь к киевским вариантам нашего сказания и попытаемся отделить истину от вымысла. 1) «Быша три братия», начинает Киевский свод соответствующий рассказ. Синопсис 1674 г. гласит более определенно: «Придоша трие братия родние князие Российский...» 2) Они поделили между собою землю. (Седяше Кыи на горе, къде ныие у воз Боричев, а Щек седяше на друзеи горе, къде ныне зоветься Щековица, а Хорив на третиеи горе, от негоже прозъвася Хоривица). 3) Что власть в конце концов сосредоточилась в руках старшего брата Кыя, содержится в словах летописи: «И с твориша град и нарекоша имя ему Кыев». 4) Эти три брата и являются родоначальниками киевской династии (И по сих братии дьржати почаша род их къняжение в Полях12.

Этими четырьмя моментами летописный рассказ соприкасается со скандинавским сказанием. Особенность данного сказания заключается в том, что имена князей придуманы от местных названий. Щековица, Шковицa, Sciekawice, ныне Скавица — обычное на южной Руси название кладбищенской горы; Хоривица, Хоревица, Korewicе — старинное название Вышгорода, сохранившееся в Хоревой улице. Хоривица же следует производить от русск. гора. Кий, как имя собственное, конечно, отвлечено от Киева, но название города, по моему, неотделимо от нарицательного имени кий (дубина). Исторические условия, при которых увоз Боричев или Sambatas 179 был назван Киевом, будут мною выяснены в другой работе13.

Итак, собственные имена трех братьев отвлечены от местных названий и фактической основой сказания остается лишь скандинавское поселение у Боричева увоза, засвидетельствованное и названиями Sambatas и Киевом. Остается еще сказать несколько слов о сестре этих братьев — Лыбеди, приуроченной к реке Лыбеде. Оставаясь в пределах нашего сказания, можно в ней видеть отклик матери-земли, облеченный в образ Schwanjungfrau. Точкой сближения служил обряд купания Nerthus, описанный Тацитом. К греческой мифологии нереиды, Νηρηίδες, внучки матери-земли и вместе с отцом Νηρεύς, вероятно, и этимологически связаны с Nerthus. В эддической песне о Волунде три брата застают трех валькирий, сидящих на берегу; рядом с ними лежали их лебединые одежды (alptarhamir); одну из них звали Alvitr (Всезнайкой), что напоминает нам мудрость Гамбары, другую — Svanhvitr (Лебедь белая).

Несмотря на уверение летописца, что после трех братьев «дьржати почаша род их къняжение в Полях», связь их с киевской династией не создана. Поэтому мог вторгнуться в летопись второй вариант, непосредственно связанный с киевской династией. Действительно мы находим в Начальном своде такой рассказ: «И по сих братии приидоста два Варяга и нарекостася князема: одиному бе имя Аскольд, а другому Дир, и беста княжаща в Киеве и владеюща Полями». О том, чтобы эти пришельцы боролись с потомками Кия, Щека и Хорива, не говорится ни слова. Это наводит на мысль, что перед нами один и тот же рассказ в двух вариантах: в первом — 180 братья названы по трем холмам Киева, во втором — имена их, так сказать, подлинный. Сестра Лебедь относится скорее ко второму варианту с двумя братьями (ср. Hengist и Horsa и отец, Ibor и Agio и мать). Удивлялись тому, что Аскольд и Дир, убитые в одно и то же время, были похоронены в разных ме-стах (И убиша Аскольда и Дира, и абие несъше на гору и погребоша Аскольда на горе, еже ся ныне Угорьское наричеть, идеже есть двор Олмин, на той могыле постави Олма церковь святаго Николу; а Дирева могыла за святою Ириною. Нач. св.). Эта Аскольдова могила находится на уступе печерской возвышенности Щева, Дир же похоронен за Ирининским монастырем. То обстоятельство, что могилы этих братьев находились в расстоянии нескольких верст друг от друга, указывает, по моему, на раздел захваченной земли подобно тому, как и Кий, Щек и Хорив сели каждый на своем холме14.

Местное приурочение Аскольдовой могилы и Аскольдова го кладбища подтверждает существование Аскольда; Дир же засвидетельствован также арабским писателем Масуди. Вероятно, они не были современниками, так как трудно предположить совместное княжение двух князей в Киеве и одновременное умерщвление их Олегом. Наконец, Масуди упоминает только одного князя — Дира. Но переселенческое сказание сде-лало Аскольда и Дира братьями, как на севере было создано родство Рюрика, Синеуса и Трувора. Однако, ни Аскольда ни Дира нельзя было сделать родоначальниками киевской династии. В Начальном своде и у Длугоша Аскольд и Дир, были убиты Игорем, в Повести временных лет и в Общерусском своде 181 1423 г. расправа с ними приписывается Олегу. В еврейском документе XII века, опубликованном доктором Шехтером, упоминается «царь Русии Хальгу» и рассказывается об его походе на город Самбарай и на Константинополь и об его поражении в войне с хазарским воеводою Песахом. Еврейский документ явно тенденциозен: Песах заставляет Олега–Хальгу отказаться от добычи, сделанной в Самбарае, и идти на Константинополь; последний поход, благодаря греческому огню, кончается также полной неудачей Олега. С другой стороны, и летописный рассказ отличается эпической идеализацией, но в пользу Олега: наиболее блестящим его подвигом является поход на Царьград, а о Песахе вовсе не упоминается. Уязвленное поражением национальное самолюбие предпочитает умалчивать о победителе — так и Длугош ни словом не обмолвился об Олеге, засевшем в Киеве. Последний факт, однако, подтверждается еврейским документом. Но раз Олег сидел в Киеве, то вероятной становится и расправа его с местным князем. Если рассказ о совместном княжении и одновременном убийстве Аскольда и Дира не вызывает доверия, если летопись колеблется, называя их убийцами то Игоря, то Олега, если оба, Игорь и Олег, в свое время княжили в Киеве, то логичнее всего предположить, что один из них (Олег?) расправился с Аскольдом, а другой (Игорь?) с Диром. Переселенческое сказание, сделав Аскольда и Дира братьями, вместе с тем усугубило трудности, вытекающие для летописца из желания связать киевскую династию с новгородским Севером. Военное превосходство свеев над гётами в Скандинавы является параллелью к победам новгородских варягов над киевской Русью. Целый ряд выдающихся личностей идет из варяжского Севера: Олег из Ладоги, Бравлин из Новгорода, Ольга и ключница ее 182 Малфреда, мать Владимира, из Пскова. Эпическое творчество овладевает их образами. Чтобы сохранить престиж перед дружиной, которая все более и более пропитывалась варяжским элементом, киевская династия и сочувствующий ей летописец сочли для себя выгодным принять фикцию, составленную в Новгороде о родстве Рюрика и Игоря и о служебной роли Олега15.

В то время, как новгородский летописец записал только последнюю часть нашего сказания (призвание, приезд трех братьев, раздел земли), а киевский — и эту часть сократил, опустив мотив призвания, введя, однако, сестру Лебедь и создав два варианта, в одном загадочном месте Симеона Логофета или Метафраста сохранились намеки на первую его часть (т. е. на совет богини и жеребьевку). Симеон Метафраст занимал важный пост при византийском дворе, будучи логофетом дрома, т. е. казначеем государственной почты. По объяснению В. Г. Васильевского, «с заведыванием почтою, которая по римскому образцу продолжала существовать единственно для государственных и царских потребностей, довольно естественным образом соединялось отправление и прием всякого рода гонцов и вестников, отбывающих или прибывающих по казенной дороге, прием иностранных послов, а следовательно и дипломатические сношения с ними». Конечно, мы должны отнестись с должным вниманием к хронике, написанной во второй половине X века столь авторитетным лицом, черпавшим к тому же свои сведения из источников, доступных лишь немногим. Под 898 г., 183 по поводу нападения агарян и триполитян на Византию, в хронике Симеона содержится географический экскурс с объяснением местных и народных названий. Любопытно отметить, что в болгарском переводе, по неизвестным нам причинам, этот экскурс отсутствует. Здесь то мы и находим объяснение имени 'Ρῶς, в котором слышатся отголоски переселенческого сказания16.

Во-первых, говорится, что народ Русь, называемый также Дромитами, получил свое прозвище от какого-то могучего богатыря, по имени Русь ('Ρῶς δέ οἱ καί Δρομῖται φερώνυμοι ἀπο 'Ρῶς τινός σφοδροῦ... ἐπικέκληνται). Это место не вызывает никаких сомнений. Могучий Рус такой же эпоним Руси, как Прус — Пруссии, Скот (Scotus) — скоттов, Ангул — англичан, Дан — датчан, Нор — норвежцев. Относительно Дромитов автор поясняет, что они отличались быстрым своим бегом (Δρομῖτοα δέ ἀπο τοῦ οξέως τρέχειν αυτοῖς προσεγένετο). Это объяснение напоминает быстроногих датчан, упоминаемых Титмаром, когда он говорит, что население Киева (Kitawa) и его области состоит из беглых рабов и по большей части из быстрых датчан (ex fugitivorum robore servorurn hue undique confluenciuni et maxime ex velocibus Danis). Но этимология дромитов все же совсем другая, а именно от Ахиллова Дрома, полуострова между устьем Днепра и Каркинитским заливом17. Загадочный намек однако заключается в словах, следующих в выше приведенном предложении за 184 'Ρῶς τινος σφοδροῦ и относящихся к подлежащему 'Ρῶς (народ Русь). Что речь идет об обстоятельствах или причинах выселения, явствует из слова διαδραμόντες. Далее говорится о совете или приказании богов — ἐξ ὑποθήκης ὖ θεοκλυτίας τινος. Разумеется, очевидно, вмешательство матери-земли, Гамбары-Фреи-Дисы, во время неурожая, побуждающей часть народа выселиться. Что народ обратился к совету богини и как бы победил выселенцев, выражается словами τῶν χρησαμένων... καί ὑπερεσχόντων αὑτούς. Остается слово ἀπηχήματα, переводимое А. А. Куником через Feindseligkeit, Misshalligkeit. Эта враждебность заключалась в том, что первоначально думали убить стариков и детей, а потом, по совету богини, решили выселить часть народа. Таким образом, данное место Симеона Логофета при всей своей краткости содержит определенное свидетельство о народном собрании, предшествовавшем выселению Руси, и о решающем на нем божественном совете. Косвенно же подтверждаются причины выселения — недород и роль матери-земли. Перевод же данного места таков: «Народ Русь, он же Дромиты, прозван по могучему богатырю Русу и избег враждебности единоплеменников, которые, уступая какому-то божескому совету или приказанию богини, заставили их выселиться»18.

Итак, скандинавское переселенческое сказание на Руси отразилось в четырех вариантах, приуроченных к следующим вождям: 1) Рюрик, Синеус и Трувор; 2) Кий, Щек и Хорив; 3) Аскольд и Дир; 4) могучий Рус — 'Ρῶς σφοδρός. Первый и третий варианты притянули к себе имена 185 исторических деятелей, в то время как для второго и четвертого были придуманы особые эпонимы.

Примечания