Песнь 24
Примирение

И вот закончен храм. Не частокол стоял
Вокруг него, как встарь, воздвигнута была
Железная ограда с шаром золотым
На каждом кованом жезле: она, как рать
5 Бойцов, одетых в сталь, и в шлемах золотых,
И с алебардами, хранила новый храм.
Из цельных был камней с искусством дерзким свод
Сведен — созданье исполинов на века,
Подобное Упсалы храму, где свою
10 Валхаллу видел Север в образе земном.
На круче высился он гордо, и чело
Высокое его вал светлый отражал,
Вокруг же, словно чудный пояс из цветов,
Лежала Бальдера долина, мирный край,
15 Где слышно пенье птиц и шелест рощ густых.
Из меди дверь высокая была, внутри
Ряды столбов легко держали на плечах
Могучих круглый свод — прекрасен, словно щит,
Блестящий, выпуклый, висел над храмом он.
20 Там жертвенник стоял. Он в северных горах
Был вырублен из мраморной скалы, вокруг
Змей извивался, в рунах, в мудрых письменах
Из «Слов Высокого» и «Валы». А в стене
Над змеем было углубленье в золотых
25 Звездах на темной синеве: там восседал
Серебряный бог милосердья, кроток, тих,
Как месяц серебристый в синих небесах.
Таков был храм. И вот, в серебряный покров
Облачены, в него двенадцать юных дев
30 Вступили по-двое; и на ланитах их,
И в сердце чистом — розы. Окружив алтарь
Святой, перед богом танцевали девы; так
Весенний ветерок танцует над ручьем,
В траве высокой так танцуют эльфы в час,
35 Когда блестит на ней роса в лучах зари.
Священную они, танцуя, пели песнь
О кротком Бальдере, о том, как был любим
Он всем живым, как пал от Хедера стрелы,
И небо плакало, и море, и земля.
40 Не из людской груди та песнь, казалось, шла —
Лилась, как звук из Брейдаблика, как мечта
О милом девы одинокой в тишине,
Когда средь мирной ночи перепел поет
И месяц Севера березы озарил.
45 На меч опершись, Фритьоф восхищен смотрел
На дев; воспоминанья детских дней пред ним
Теснились радостной, невинною толпой.
С очами, голубыми, словно небеса,
С волнами золота кудрявого, они
50 Приветливо кивали другу юных дней.
И погрузилась в ночь кровавой тенью жизнь
Былая викинга с тревогой битв и бурь,
И думалось ему, на их могиле сам,
Как камень, убранный цветами, он стоит.
55 И песнь росла, и к Валаскьяльфу ввысь взлетал
Из низменной земной юдоли дух его;
И тихо таяли и ненависть, и месть,
Как на груди утеса тает панцирь льда
В лучах весны; и хлынули, как море, в грудь
60 Героя безмятежный мир, немой восторг.
Ему казалось, бьется в сердце у него
Природы сердце, в умиленье он желал
Всю землю в братские объятья заключить,
Пред богом примириться вновь со всем живым.
65 И вот явился Бальдера верховный жрец,
Не юн и не прекрасен словно бог, но лик
Был величав и кроток, и струилась вниз
До пояса, серебряная борода.
Благоговеньем непривычным гордый дух
70 Объят был, и склонились низко два крыла
Орлиные на шлеме; старец молвил так:
«Привет, о Фритьоф! Ждал тебя я здесь давно:
Так сила буйствует по землям и морям
Подобна берсерку, что бледен впился в шит,
75 Но истощась, она спешит в родимый дом.
Сам Тор не раз ходил на Иотунхейм, в стальных
Был рукавицах, в поясе богов, а все ж
Утгарда-Локе трон досель неколебим.
Не отступает перед силой зло, само
80 Являясь силою. Лишь детская игра
Без силы кротость, луч на Эгира груди,
Неверный, беглый блик, поднявшийся с волной
И с ней поникший вновь: основы он лишен.
Но сила, кротости чужда, сама себя,
85 Как меч в кургане, разъедает: жизни хмель
Она, но нас забвенья цапля сторожит
Над рогом, и стыдится пьяный пробудясь.
Родится мощь от тела Имера — земли,
Потоки дикие и воды — кровь ее,
90 А сухожилья выкованы из руды.
Но пусто все, бесплодно на земле, доколь
Не блещет солнце — кротость неба. Зеленеть
Тогда начнет трава, зардеет ткань цветов,
И дерево в листву плод золотой вплетет,
95 И человек, и зверь прильнут к родной груди.
Таков и Аска род. Альфадер положил
Две тяжести на чаши жизненных весов;
Их равен вес, когда весы верны; зовут
Их кротостью небесной, силою земной.
100 Могуч, бесспорно, Тор, когда разит, стянув
Свой Менингьярд на бедрах, крепких, как скала,
И Один мудр, когда в серебряный глядит
Источник Урды и несет отцу людей
И асов птица вести, землю облетев.
105 Но побледнели оба, их корон угас
Наполовину блеск, лишь Бальдер, кроткий бог,
Сражен был; ибо он богов соединял.
Тогда поблек венец на дереве времен,
И Нидхёгг корни грыз, и вырвались тогда
110 Все силы древней ночи. Иормунганд взметнул
Свой хвост, от яда вспухший, к небу, Фенрис выл,
И Суртра огненный клинок тогда сверкал.
И с той поры сквозь жизнь, подъемля щит, борьба
Идет: в Валхалле с гребнем золотым петух
115 Поет, петух кроваво-красный на земле
И под землей зовет на бой. Дотоль был мир
Не только в залах асов, но и на земле;
Был мир в груди людей, как и в груди богов
Высоких. Ибо все, что здесь бывает, там
120 В размере большем было: жизнь людская — лишь
Валхаллы отблеск, и небесный свет в щите,
Покрытом рунами, у Саги отражен.
Свой Бальдер в каждом сердце есть.
Ты помнишь дни, Когда в груди твоей цвел мир и жизнь была
125 Тиха и радостна, как певчей птицы сон,
Когда колышет ветр ночной ее постель
Из листьев и головки дремлющих цветов?
В то время Бальдер жил еще в душе твоей,
Ты, образ Валхаллы бродящий, асов сын!
130 Бог для детей не мертв, и возвращает Хель
Добычу каждый раз, как человек рожден.
Но рядом с Бальдером растет в душе и брат
Его слепой и мрачный — Хедер, ибо зло
Рождается слепым, как род медвежий; ночь —
135 Его покров, Добро же в свет облечено.
Усерден искуситель Локе, руку он
Слепого направляет, и летит копье
В грудь Бальдера младого, радости богов.
Тогда Насилье хищно рвет добычу, Волк
140 Меча голодный рыщет по горам, плывут
Драконы дикие среди кровавых волн,
А Кротость чистая, как немощная тень,
Средь мертвых мертвая — во власти бледной Хель,
И Бальдера священный дом испепелен.
145 Так асов жизнь высокая прообраз есть
Для низшей жизни человека: обе — лишь
Мысль неизменная Альфадера. Все то,
Что было и что будет, знает Валы песнь,
Песнь колыбельная времен и драпа их.
150 Ее напев звучит в былых делах земли,
И собственную сагу слышат люди в ней.
«Поймете ль весть мою? » — так Вала говорит.
Ты примиренья ищешь? Посмотри в глаза
Мне, юноша, и не бледней. По всей земле
155 Проходит примиритель, он зовется —
Смерть. Земное время — вечности осадок, жизнь
Земная — отпаденье от отца богов,
Тот примирится, кто очищен ввысь к нему
Вернется. Сами асы пали; Рагнарёк —
160 День искупленья их, кровавый день, среди
Равнин стомильных Вигрида: они падут,
Но неотмщенными не будут, ибо зло
Навеки сгинет, и для высшей жизни вновь
Очищенным добро восстанет из огня.
165 Пусть упадет с чела небес венец светил
Поблекших, пусть земля потонет среди вод,
Она прекрасней возродится и из волн
Поднимет радостно цветущую главу;
И звезды юные над сотворенной вновь
170 В божественном сияньи тихо поплывут.
А на холмах зеленых будет Бальдер сам
Людей и асов возрожденных направлять.
Скрижали с рунами златые, на заре
Времен утраченные, вновь в траве тогда
175 Валхаллы дети примиренные найдут.
Так гибель падшего добра есть для него
Лишь искус огненный и искупленье, лишь
Рожденье к лучшей жизни; в отчий край оно
Омытое вернется, как дитя, резвясь.
180 Увы! Прекрасного обитель — за холмом
Могильным, в залах Гимле, и нечисто все,
И низменно, что здесь, под звездами, живет.
Но есть и в жизни примирение свое,
Начало слабое великого. Так скальд
185 По арфе пальцами искусными скользит
И согласует звуки, пробуя напев,
Доколе не ударит мощною рукой
По золоту струны — и встанут из могил
Дела великие минувших дней, и блеск
190 Валхаллы восхищенных озарит.
Земля есть только тень небес, и жизнь земли —
Преддверье бальдерова храма в вышине.
Для асов проливают кровь, коня ведут
В златом седле, с уздой пурпурной в жертву им.
195 То некий знак с глубоким смыслом, ибо кровь —
Дня примиренья каждого заря. Но знак
Не дело, примиренья он не даст. Твоей
Вины не искупить другому. Мертвый — мир
На благостной груди Альфадера найдет,
200 Живой — в душе своей. Иная жертва есть,
Она милей богам, чем благовонный дым
Из чаш на алтаре: пожертвуй местью им
И дикой ненавистью сердца своего.
Коль меч вражды не можешь укротить, простить
205 Не можешь, юноша, чего ты хочешь здесь,
В жилище Бальдера? Зачем воздвиг ты храм?
Камнями Бальдера не примиришь: живет
Там примиренье лишь, где мир живет. С врагом
Своим, с самим собою примирись, тогда
210 И с богом светлокудрым будешь примирен.
На Юге славен некий Бальдер, девы сын.
Его послал Альфадер руны на щите
У норн, неясные досель, истолковать.
И мир был кличем боевым его, любовь —
215 Мечом, невинность, словно голубь, шлем его
Серебряный венчала. Кротко жил, учил
И умер он простив. Средь дальних пальм, в лучах.
Его могила, и идет из дола в дол
Его ученье, жесткие сердца мягчит,
220 Соединяет руки, поселяет мир.
С ним мало я знаком, но смутно все ж его
Предчувствовал я в лучшие мои часы.
И сердце каждое, как и мое, порой
Его предчувствует. И день придет: оно
225 Крылами белыми, как голубь, осенит
Весь Север. Но не будет Севера тогда
Для нас, и над холмом забытых тихо дуб
Зашелестит. О вы, кому дано в те дни
Из чаши блещущей пить новый свет, привет!
230 Вы счастливы: все облака рассеет он,
Окутавшие солнце жизни. Но и нас
Не презирайте: луч божественный его,
Не отвращая взор, искали мы!
Един Альфадер, вестники бесчисленны его.
235 Ты ненавидишь Беле сыновей. За что?
Потомку бонда вольного они сестру
Отдать не захотели: Семинга в ней кровь,
Прославленного сына Одина; их род
Восходит к Валхалле — и тем они горды.
240 Но не заслуга род, а счастье, скажешь ты,
Заслугою, о юноша, никто не горд,
Но только счастьем; ибо лучшее есть дар
Благих богов. И не гордишься ли ты сам
Геройством подвигов, могуществом своим?
245 Ты сам ли силу дал себе? Не Тор ли сплел,
Как ветви дуба, крепко мышцы рук твоих?
Не Тора ль мужество в груди твоей крутой —
Ограде из щитов — ликует? Не его ль
Сверкает молния в огне твоих очей?
250 Уже у колыбели пели норны песнь
Высокую твоей судьбы. Заслуга то
Твоя не более, чем конунгов — их род.
Не осуждай другого гордости, твоей
Да не осудят. Ныне конунг Хельге пал».
255 Прервал тут Фритьоф: «Хельге пал? Когда и где?»
«Ты знаешь сам, меж тем, как строил ты, в горах
У финнов воевал он. На скале нагой
Там древний храм в честь бога Юмалы стоял.
Он заперт был и брошен с давних пор. И лишь
260 Чудовищный, старинный бога лик еще
Висел, обрушиться готовый, над дверьми.
Никто не смел приблизиться: из рода в род
Преданье шло в народе: первый, кто дерзнет
В святилище вступить, тот Юмалу узрит.
265 То Хельге услыхал, и в ярости слепой
Он к богу ненавистному наверх полез
Тропами дикими, чтобы низвергнуть храм.
Дверь замкнута была, и ключ заржавел в ней.
Тогда, схватившись за столбы дверные, он
270 Гнилые косяки потряс: и с треском страшным бог
Низринулся с дверей и, падая, убил
Валхаллы сына; так он Юмалу узрел.
К нам ночью весть о том пришла. Один теперь
На троне Беле Хальвдан; руку протяни
275 Ему, богам пожертвуй мщением своим;
Сам Бальдер жертвы ждет, я жду, его слуга,
Как знак, что не осмеян мирный бог тобой,
Коль ты откажешься — напрасно создан храм,
Напрасна речь моя». Тогда переступил
280 Порог, обитый медью, Хальвдан; молча он
От страшного поодаль с робким взором стал.
И Фритьоф щит златой приставил к алтарю,
И ненавистника брони он отвязал
От стана: безоружным подошел к врагу
285 И молвил: «В этой битве благородней тот,
Кто первый руку мира даст». Тогда совлек
Стальную рукавицу Хальвдан покраснев,
И с давних пор разрозненные руки вновь
Сплелись в пожатьи верном, мощном, как скала.
290 Проклятье старец снял тогда с главы того,
Кто изгнан был и Волком храма наречен.
И тотчас Ингборг в горностаевом плаще,
В одежде брачной появилась среди дев,
Как на небесном своде месяц среди звезд.
295 Она приникла со слезами на очах
Прекрасных к сердцу брата, он же, умилен,
Сестру склоняет нежно к Фритьофу на грудь.
И руку подала она над алтарем
Возлюбленному сердца, другу детских дней.