Ханнес Сигфуссон

Живые люди зарываются в слепоту земли

Живые люди зарываются в слепоту земли
Глубоко, как корни — надежный такелаж деревьев,
которые склоняются чуть не до земли под ветром,
вырвавшимся
из стеклянного замка зимы.

Из почвы восходит
сок жизни по узловатым венам —
масло, горящее в лампах деревьев желтым огнем,
точно окна у сонных добропорядочных граждан.

Загляни вглубь: под мощью деревьев
во тьме спят младенцы в корзинах,
сплетенных из змей, из объятий матерей и отцов,
в когтях деревьев.

Этот подвал темен и пахнет землей,
во сне сверкает воспоминание о летнем свете —
небо, лежащее на мокром асфальте,
светофоры — деревья с изменчивой кроной,
зеленой, желтой и красной.
Осенью трепещут обрывки забытых предчувствий
меж толстыми ногами жениха, дрожащего от похоти,
они летают у окна, и падают в корни деревьев,
и снами запечатывают слепые веки.

Женщине снится, как она воздвигает воздушные
замки
на кинопленке улиц и в подслеповатое окно
течет к ней жизнь, затканная золотом легкомыслия
и пламенем счастья… Ей снится
кинолето, шелковый ветер
в вечно живой кроне (складки платьев всех женщин,
стоящих вечерами у окна!)
или изнанка лугов, усыпанных цветами:
из открытых венчиков машут пестики,
и твердые сухие семена мужских взглядов падают ей на колени как обещания
земного блаженства…

А мужчина самозабвенно наслаждается покоем
в океане сна, где все потонуло,
опустилось на дно… он спит
под шумом волн, клокочущих в его груди,
под приливом усталости. Там наверху
море храпит и ревет, а здесь на дне
оскорбительно тихо и все недвижимо…
Но протрубят трубы утра,
и всплывет галера дня
со злыми духами и несчастными рабами,
закованными в железо мышц.

Спящие дети набрали цветов
на сгнивших от влаги обоях (росистых лугах).
И красные розы цветут
(в мокром саду) на их лихорадочно жарких щеках…

Живые люди зарываются в слепоту земли.