Одного человека звали Йоуханн; он жил один в хорошем доме и содержал экономку или управительницу, но не упоминается, что у него был кто-либо ещё; он был странный, необщительный, аккуратный в словах и поступках, владел большим состоянием, но с другими людьми дел имел мало.
Недалеко оттуда проживала бедная, неимущая чета, и муж так погряз в долгах, что никто не осмеливался одалживать ему. Однажды он стал жаловаться своей жене, что теперь им не на что жить.
Она сказала, что полагает, что ему следует попытаться сходить к соседу, затворнику Йоуханну, и попросить его дать им взаймы, он прежде никогда у него ничего не просил, а в первой просьбе мало кто отказывает, как говорит пословица.
Бонд ответил, что вынужден попробовать это, хотя у него слабая надежда, что это поможет. Итак, он встретился с Йоуханном, заикаясь, еле смог пролепетать свою просьбу и сказал ему, что жена посоветовала ему попросить у него помощи.
Йоуханн ответил, что нехорошо будет, если из её добрых надежд ничего не выйдет, и сказал, что одолжит ему беспроцентно на один год 30 риксдалеров.
Бедный бонд очень обрадовался и от всего сердца поблагодарил его, вернулся домой к жене, довольный своим визитом, и рассказал всё, что случилось. Большую часть этих денег супруги потратили на то, чтобы выплатить старые долги, которые с них требовали, и часть — чтобы купить себе необходимую одежду, и в течение всего года они не решались погасить этот долг, а когда пришёл срок уплаты, они терпели такую же нужду, как и прежде. Тут начали они плакать и причитать, что же им делать.
Жена, как и раньше, посоветовала ему постучаться к Йоханну Богатому, и бонд наконец дал уговорить себя на это. Когда же он обнаружил, что хозяин относится к нему с сочувствием и уважением, то долго не мог вымолвить ни слова, пока Йоуханн не завёл речь первым, спросив, зачем он явился.
Тогда бонд признался в бедности и унижённости и сказал, что его жена опять надеется, что он проявит к ним сострадание. Сталось так, что Йоуханн дал ему взаймы 60 риксдалеров и, вручая их, сказал, чтобы тот не избегал встречи с ним, даже если результат будет тем же — бедность и нужда.
Бонд поблагодарил его лучше, чем можно описать, и затем вернулся домой, и нет надобности пространно рассказывать о радости супругов. Теперь прошло полтора года, прежде чем они снова всего лишились, и бонд опять отправился к Йоханну Богатому.
Тот хорошо принял бонда и дал ему теперь 100 риксдалеров, сказав при этом:
— Если я буду жив, когда эти закончатся, тогда можешь снова встретиться со мной, но если в этом году умру, чего я боюсь, тогда взамен за всю помощь, что я оказал тебе, я желаю, чтобы ты бодрствовал три первых ночи над моей могилой. Ты должен подняться на чердак церкви и смотреть оттуда через окно, чтобы тебе хорошо была видна моя могила, а я договорюсь со священником, где она должна быть, так и чтобы он пустил тебя на чердак, и если ты окажешься верен мне в этом деле, я подарю тебе всё, что прежде одалживал, и вдобавок треть всего своего имущества. Я договорюсь насчёт этого со священником, прежде чем умру.
Сталось так, что Йоуханн в том году умер и был похоронен, как предполагалось. Бонд сел в церкви у окна и непрестанно смотрел на могилу Йоуханна, но ничего не случилось, пока не пришла полночь. Тут он увидел, что во двор вошли друг за другом двое и приблизились к могиле Йоуханна. У одного была мотыга, а у другого — лопата, и они принялись усердно долбить и раскапывать могилу, но у них ничего не получалось. Они бесплодно трудились до самого утра и на этом они были вынуждены остановиться, и бонд услышал, как они удивляются, в чём причина этого. Они прошли точно по той дорожке, по которой явились, вышли за ограду и исчезли.
Вот пришла вторая ночь, и бонд отправился в то же место; несколько раньше, чем в предыдущую ночь, он увидел, как явились четверо, они прошли друг за другом по той же дорожке, что и прежде, и начали долбить и копать, но получалось у них не лучше, чем у тех двоих, и они продолжали работу до самого утра, однако ничего не добились и пристыженные и утомлённые убрались прочь, ступая по той же тропинке.
В третью ночь бонд опять увидел тех же четверых, но их сопровождал пятый, и он был намного их выше; он стал в стороне и распоряжался, как им рубить и копать, и всё сталось, как в предыдущие разы, и он стал громко негодовать, что не понимает, какую хитрость тут применили.
Наконец он поднял взгляд в окно, из которого выглядывал бонд, и сказал:
— Однако, не диво, что дела плохи, сюда смотрит живой человек. Прекратим и пойдём своим путём.
Тогда все они направились по той же дорожке к калитке. Увидев это, бонд сбежал с чердака, выбежал из церкви, преградил путь тому, что шёл последним, и не пропустил его.
Тот попросил бонда отпустить его к остальным.
— Я не сделаю этого, — сказал бонд, — если ты не скажешь мне, кто ты и какое у вас здесь было дело.
— Придётся смириться, — сказал тот. — Мы бесы, и нам было велено попытаться добыть из могилы этого доброго человека уголок или клочок от его савана, поскольку имея хотя бы это, можно было бы показываться в виде призрака в облике умершего, чтобы пугать его родственников и близких друзей, чтобы те подумали, что умерший плохо кончил. А уйти я не могу потому, что нам не разрешено ступать по кладбищу, кроме как по этой узкой дорожке. Добыть же эти кусочки савана можно только в три первые ночи, а позднее это невозможно.
© Тимофей Ермолаев, перевод с исландского