В. Ю. Барышников
(Иваново)

Снорри Стурлусон: Нарративные модели конструирования языческого прошлого
(на материале «Саги об Инглингах» и «Саги о Хальвдане Черном»)

Саги «Круга Земного», посвящённые языческому прошлому Швеции и Норвегии, были записаны в христианскую эпоху. Не вдаваясь в сложную проблему совмещения языческих и христианских представлений в мировоззрении Снорри Стурлусона, попытаемся выявить те повествовательные модели, которыми пользовался исландский историк XIII в. при конструировании языческого прошлого. В данной статье речь идёт, главным образом, о «Саге об Инглингах» и «Саге о Хальвдане Чёрном».

«Сага об Инглингах» относится к так называемым «сагам о древних временах». События этой саги во многом остаются событиями мифа и эпического предания. Из всех компиляторов королевских саг только Снорри начинает повествование об истории норвежской династии с рассказа о шведских и норвежских Инглингах, род которых восходил к божественному первопредку — Ингви-Фрейру.

«Сага об Инглингах» представляет собой перечень смертей. «Смерть и погребение правителя расценивалась как важнейшие факты его биографии <…>. При этом обращают на себя внимание обстоятельства смертей правителей: в подавляющем большинстве случаев <…> смерть правителя наступает в результате неожиданных, необычных, а нередко и позорных обстоятельств»1. Обычно здесь нет прямых указаний на то, что 135 смерть того или иного конунга вызвана воздействием судьбы. Однако иррациональный характер этих смертей всё же нередко создаёт впечатление об их сверхъестественной детерминированности.

Структурно «Сага об Инглингах» может быть подразделена на две неравных части. Первая — мифологическая. Она начинается кратким географическим обзором: «Круг Земной, где живёт людской род, очень изрезан заливами» и т.д. [Hkr.: Yngl. I, 5]2; затем следует мифологическое введение, в котором повествуется об истории родов асов и ванов, об их переселении из Азии в Швецию, даётся пространная характеристика Одина — первого конунга [Hkr.: Yngl. II–VIII, 6–11], наконец, описываются смерти первых правителей — Одина, Ньёрда и Фрейра [Hkr.: Yngl. IX–X, 11–13].

Вторую часть саги условно можно назвать «Перечнем смертей Инглингов»3, вслед за скальдическим «Перечнем Инглингов» (Ynglingatal) Тьодольва из Хвинира (норвежского скальда IX в.), поскольку Снорри цитирует строфы этой песни в соответствующих главах — «как кульминацию и как в известном смысле подтверждение истинности рассказа, содержащего мотивировку этой смерти»4. «Перечень Инглингов» обычно 136 рассматривается в качестве исходного текста, на котором основана начальная сага «Круга Земного» (в том числе и самим Снорри [см.: Hkr.: Prologus 1]). Однако «трудно сомневаться в том, что полные неясных намёков стихи о смерти Инглингов не могли бы жить в устной традиции без прозаического нарратива»5.

Вторую часть «Саги об Инглингах» (которую мы условно назвали «Перечнем смертей Инглингов») можно, в свою очередь, поделить на две неравных половины6. Обращаясь к истории первых Инглингов (от Фьёльнира сына Ингви-Фрейра до Ингви и Альва сыновей Альрека [Hkr.: Yngl. XI-XXI, 13–23]), Снорри посвящает каждую отдельную главу смерти одного конунга, причём, содержание главы сводится исключительно к описанию этой смерти7. В этих главах много фантастических мотивов, связанных с мифологическими персонажами и магией. Политическая же история практически отсутствует: из стран, соседствующих Швеции, упоминаются только владения Фроди (Дания), Страна Готов (также Дания) и Страна Финнов.

По словам А.А. Хлевова, «симптоматично изменение языка и стиля повествования; после Фрейра и Фрейи он становится более живым, пластичным, в повествование вплетаются элементы откровенно бытовые и даже юмористические. Появляется череда фактов микроисторического порядка, конкретных свершений конунгов, почти отсутствовавших в предшествующих строках. Образно говоря, наша историческая “оптика” внезапно 136 резко приближает изображение, в котором начинают просматриваться неразличимые детали»8.

Нам представляется, что характеристика, данная А.А. Хлевовым, в большей мере относится к описанию следующей группы смертей Инглингов — от Хуглейка сына Альва до Олава Альва Гейрстадира [Hkr.: Yngl. XXII-XLIX, 23–49]. В этих главах речь идёт не просто о гибели конунгов. Смерти Инглингов происходят на фоне политических конфликтов между правителями различных областей Скандинавии. В результате этих конфликтов во власти норвежских Инглингов остаётся только Вестфольд. Здесь приводится много шведских и норвежских топонимов. Появляются рассказы о государственных мероприятиях некоторых конунгов кроме военных походов (напр., о расчистке лесов, строительстве дорог). Из фантастических мотивов можно упомянуть лишь рассказ о «болезни Ауна», который продлял себе жизнь, принося своих сыновей в жертву Одину [Hkr.: Yngl. XXV, 26–27]; о гибели Адильса, который упал с коня, проезжая через капище дисы [Hkr.: Yngl. XXIX, 32–33]; о смерти Эйстейна, на которого из-за колдовства упала корабельная рея [Hkr.: Yngl. XLVI, 45].

Смерти первых Инглингов (от Фьёльнира до Ингви и Альва), а также некоторые последующие смерти9, являют собой нагромождение нелепостей — иррациональных случайностей10. Снорри пытается дать рациональное объяснение этим 138 нелепостям. Так, например, он подробно рассказывает о том, как взбесился старый бык, предназначенный для жертвоприношения, о попытках конунга Эгиля сразить разъярившееся животное и о гибели Эгиля от рогов жертвенного быка [Hkr.: Yngl. XXVI, 29].

Схожая логика обнаруживается в описании одной из самых мифологизированных смертей — в описании гибели Фьёльнира. Этот конунг11 утонул в чане с мёдом. Современные антропологи и мифологи склонны рассматривать смерть Фьёльнира как жертвоприношение с целью обеспечить плодородие земли и процветание страны. «Снорри, однако, стремится представить смерть Фьёльнира как случайное несчастье. Фьёльнир был пьян. Хладнокровный рассказ Снорри выражает лишь порядок, таинственность и трепет, окружающий это событие. <…> Таким образом, смерть Фьёльнира секуляризована. То, что, казалось бы, должно было быть священнодейством, описывается как простой несчастный случай»12. Пристальное внимание к игре случая, к событию как таковому свойственно и некоторым другим сагам «Круга Земного», причём, это своеобразное проявление агностицизма не исключает поиска неких закономерностей в развитии исторического процесса13.

В первой части «Перечня смертей…» чётко прослеживаются пары со сходной смертью-судьбой. Причём им предшествует божественная пара — Один и Ньёрд, умершие от болезни (sóttdauðir). При этом Один перед смертью «велел пометить себя остриём копья» (lét hann marka sik geirsoddi [Hkr.: Yngl. IX, 11]), вероятно, совершив ритуальное самоубийство. Ньёрд, перед смертью повелевший пометить себя Одину (lét hann ok 139 marka sik Óðni [Hkr.: Yngl. IX, 12]), повторяет модель, заданную основателем шведского правящего дома.

Далее пары следуют с достаточной регулярностью. Фьёльнир и Свейгдир оба умирают, находясь в состоянии опьянения: первый тонет в чане с мёдом [Hkr.: Yngl. XI, 13], второй — исчезает в раскрывшемся перед ним камне [Hkr.: Yngl. XII, 14]. И чан с мёдом, и камень — это, по-видимому, медиаторы между миром живых и миром мёртвых.

Ванланди и Висбур были убиты по наущению брошенных ими жён. Первый, как Один и Ньёрд, сожжён на погребальном костре [Hkr.: Yngl. XIII, 15], второй — сожжён заживо в собственном доме [Hkr.: Yngl. XIV, 16]. Домар и Дюггви умерли своей смертью: они также стоят в паре, хотя ничего специфического об их смертях Снорри не сообщает [Hkr.: Yngl. XVI–XVII, 17–18]. Даг и Агни погибли в заморских походах после того, как одержали победы. Дага убил какой-то раб из ограбленной Дагом Страны Готов [Hkr.: Yngl. XVIII, 19]; Агни убила захваченная им в плен Скьяльв из Страны Финнов [Hkr.: Yngl. XIX, 20]. Наконец, следуют две пары соправителей. Братья Альрик и Эйрик убили друг друга, т.к. соперничали в езде на лошади [Hkr.: Yngl. XX, 21]; братья Ингви и Альв соперничали из-за женщины (жены Альва) и тоже убили друг друга [Hkr.: Yngl. XXI, 22].

Параллелизм судеб-смертей был заложен уже в сочинении Тьодольва Хвинского. Причём этот параллелизм реализован не столько в тексте песни (не всегда ясном без комментария Снорри), сколько в именах самих Инглингов, «примечательная особенность которых состоит в том, что они, как общая тенденция, связываются попарно аллитерацией: (Freyr) — Fjölnir, Vanlandi — Vísburr, Domaldi — Domarr, Dyggvi — Dagr <…>. Имена 13 поколений шведских конунгов в Уппсале (от Agni до Óláfr) все начинаются с гласной»14. Кроме того, в каждой из названных 140 аллитерирующих пар начиная с Ванланди первое имя представляет собой форму имени прилагательного, второе — существительного15. Имена Fjölnir и Sveigðir также могут быть рассмотрены в качестве лексической пары: оба этих имени, хотя и редко, ассоциируются с божественными существами в скальдической поэзии, оба они фонетически связаны словообразующим суффиксом16.

Пары Тьодольва лишь в двух случаях (Fjölnir — Sveigðir, Vanlandi — Vísburr) совпадают с парами Снорри. Вероятно, это обусловлено тем, что автору XIII в. не всегда был понятен характер смертей Инглингов. Снорри пытался дать этим смертям собственное толкование, сохранив архаичное представление о парности — повторяемости — судеб шведских конунгов17.

Повторяемость истории, таким образом, оказывается первой попыткой структурирования исторического процесса, имплицитно вплетённой в текст «Саги об Инглингах».

«Сагу об Инглингах» продолжает сага, посвящённая конунгу Хальвдану Чёрному, правление которого для исландского исторического сознания является переходным звеном от эпических 141 ких времён к временам историческим18. Смерть Хальвдана может быть поставлена в один ряд со смертями легендарных конунгов в «Саге об Инглингах», ибо она такая же нелепая и случайная.

Однажды весной Хальвдан переправлялся через озеро по льду. Лёд был подтаявшим (причём, Снорри не забывает объяснить этот факт: там, где на лёд упал навоз, в солнцепёк образовались полыньи [Hkr.: Hálfd. sv. IX, 57]). Там, где проезжала повозка, лёд проломился, и Хальвдан утонул.

По своей тематике «Сага о Хальвдане Чёрном» могла бы быть одной из составных частей, «маленьких саг», входящих в «Сагу об Инглингах». Выделяет же её яркая черта, не встречавшаяся (или, по крайней мере, редкая) в «Саге об Инглингах»19. Гибели Хальвдана предшествует в рассказе предсказание, служащее её иррациональному обоснованию.

Во время пира в Хадаланде со столов сверхъестественным образом исчезли еда и питьё. Хальвдан, желая узнать о причинах этого необычайного происшествия, пытает некоего колдунафинна, но тщетно. Сын Хальвдана Харальд (будущий объединитель Норвегии Харальд Прекрасноволосый) помогает финну бежать и сам бежит от гнева отца. В результате Харальд оказывается на пиру у какого-то хёвдинга, причём, пир этот явно принадлежит сакральному пространству, ибо пребывание там Харальда описывается наречием at sýn, «как наяву». Хёвдинг, 142 принявший Харальда, — по всей видимости, это именно Один — признаётся, что это он был причиной исчезновения еды с пира Хальвдана. Вместе с тем он сообщает о смерти конунга Хальвдана (“faðir þinn er nú dauðr”, «твой отец теперь мёртв» [Hkr.: Hálfd. sv. VIII, 56]), описанию которой Снорри отводит следующую главу. Сообщения о смерти Хальвдана и о том, что еда с пира исчезла по воле Одина, очевидно, связаны; таким образом, смерть Хальвдана также вызвана волей Одина.

Интересно, однако, что даже если смерть конунга предшествовала сообщению о ней (что как будто следует из слов хёвдинга), то в изложении Снорри представлена обратная последовательность (сообщение — исполнение), так что слова хёвдинга приобретают пророческое значение. Здесь пророчество в устах хёвдинга (Одина) звучит как проклятие, ведущее к гибели Хальвдана.

На основании сходства характера смертей в «Саге об Инглингах» и смерти Хальвдана Чёрного можно предположить, что, согласно представлениям автора-рассказчика этих саг, смерти первых конунгов также спровоцированы божественной волей. В качестве примера позволим себе привести смерть Свейгдира. Согласно тексту Тьодольва Хвинского, этого конунга заманивает в камень карлик: «карлик обманывал (морочил) Свейгдира, когда тот бежал за ним в камень и “палаты великана” перед ним (букв. “на него”) зияли»20. Объясняя этот эпизод, Снорри вводит иную по сравнению с «Перечнем Инглингов» мотивировку: Свейгдир дал обет отыскать Жилище Богов и Старого Одина (“strengði þess heit að leita Goðheims og Óðins ins gamla” [Hkr.: Yngl. XII, 14]), — увязывая, таким образом, гибель этого конунга с личностью Одина.

Роль Одина в качестве детерминатива судьбы чётко прослеживается в некоторых других текстах, повествующих о легендарных временах, к примеру, в «Саге о Вёльсунгах». Здесь Один — это повелитель мира мёртвых21 и перевозчик-медиатор, 143 прокладывающий путь из профанного мира в сакральный22. Вместе с тем, Один непосредственно формирует судьбы Вёльсунгов на разных этапах жизненного пути. Так, Сигмунду конунгу он сначала дарует меч Грам, затем — в решающей схватке лично появляется на поле брани и разбивает волшебный меч, обрекая Сигмунда на погибель23.

Спорадически эта мифологема встречается в текстах «Старшей Эдды», в частности, во «Второй Песни о Хельги Убийце Хундинга»24 или в «Речах Сигрдривы»25. Однако здесь Один предстаёт скорее как один из участников описываемых событий (оставаясь при этом сверхъестественной личностью). Идея о том, что именно Один детерминирует весь ход описываемых событий не выражена в героических песнях «Эдды» явно. Между тем, подлинными вершительницами судьбы здесь остаются норны, прядущие нить судьбы конунга [HH. I 2–4], валькирии и другие сверхъестественные жёны, решающие исход битвы [Sd. 7–8]. Не свойственна идея о том, что Один определяет судьбы людей, и родовым сагам.

Среди самых ранних датируемых текстов, в которых Один предопределяет судьбу героя — «Речи Хакона» (ок. 960 г.) норвежского скальда Эйвинда Погубителя Скальдов. Здесь смерть конунга Хакона Доброго объясняется повелением Одина: «Тюр Гаутов [т.е. Один] послал [валькирий] Гёндуль и Скёгуль выбрать среди конунгов, кто из рода Ингви должен с Одином 144 разъезжать и в Вальхалле пребывать» [Hkr.: Hák. góða XXXII, 128; Hkm. 1].

«Перечень Инглингов» Тьодольва Хвинского, на который опирался Снорри при составлении «Саги об Инглингах», датируется концом IX в., т.е. старше «Речей Хакона» на 70–80 лет (3–4 поколения). У Тьодольва смерти конунгов нигде не подчинены верховному асу. Эти смерти спровоцированы воздействием безличной судьбы, что на языковом уровне находит выражение в неоднократном употреблении в «Перечне Инглингов» модального глагола skyldi ‘был должен’ (Praet. Sg.)26. Вероятной представляется гипотеза о том, что начало «одинической» модели судьбы было положено в исторический промежуток от объединения Норвегии Харальдом Прекрасноволосым до гибели Хакона Доброго, т.е. в первой половине X в. Институализация общенорвежской власти конунга становится отправной точкой в формировании представления о предопределяющем воздействии верховного аса на жизнь и смерть представителей правящего рода.

В эвгемерической трактовке автора «Круга Земного» династия норвежского правящего рода восходит к божественному первопредку (Фрейру) и первооснователю (Одину). Один оказался в основании рода Инглингов, возможно, в результате влияния англосаксонской (Беда Достопочтенный) и даже готской историографии (Иордан)27. «Функция Одина как бога войны передаётся Инглингам. Они становятся предводителями на 145 войне, вместе с тем оставаясь ответственными за процветание страны, будучи потомки Фрейра»28.

Божественная судьба норвежского конунга — это не только смерть, определяемая иррациональной волей верховного аса. Это ещё и достоинство, зримым воплощением которого являются его воинственность и его владение/держава. Наиболее отчётливо эта модель судьбы представлена в «Саге о Хальвдане Чёрном». Здесь сообщению о смерти Хальвдана сопутствует пророчество, данное его сыну Харальду о власти в Норвегии: “muntu fá ríki þat allt, er hann hefir átt, og þar með skaltu eignask allan Noreg”, «Ты получишь всю ту державу, которой владел он [Хальвдан Чёрный], и вместе с тем ты будешь владеть всей Норвегией» [Hkr.: Hálfd. sv. VIII, 56]. Перед нами сакральное обоснование властных прав Харальда и его наследников, дошедшее от языческой эпохи: власть конунга над страной санкционирована самим Одином.

Данному прорицанию в «Саге о Хальвдане Чёрном» предшествует рассказ о снах Рагнхильд, матери Харальда, и самого Хальвдана. И здесь обнаруживается вторая сторона отмеченной нами уникальности «Саги о Хальвдане Чёрном»: появление в ней предсказаний и предзнаменований встраивает судьбу Хальвдана в последующий исторический процесс.

Тематически сны Рагнхильд и Хальвдана предвосхищают и дублируют слова Одина, в них содержится предсказание будущего могущества Харальда. Хальвдану снится, что у него очень красивые волосы, распадающиеся на локоны разной длины. Одна из прядей выделяется среди других своей красотой, блеском и величиной. Некий Торлейв Мудрый тут же толкует сон Хальвдана: он символизирует власть его рода над разными странами; пряди — это потомки Хальвдана, различающейся своей славой; самая же длинная, по общему мнению, предвещала рождение Олава Святого [Hkr.: Hálfd. sv. VII, 55–56].

В сне Рагнхильд будущую (предопределённую) власть Харальда Прекрасноволосого символизирует огромное древо, вырастающее от земли до неба. Нижняя часть древа — кровавокрасного цвета, ствол в середине — зелёного, ветви — белого. У 146 этого древа множество ветвей, и его крона простирается над всей Норвегией [Hkr.: Hálfd. sv. VI, 55]. Толкование сна Рагнхильд появляется лишь в предпоследней главе «Саги о Харальде Прекрасноволосом» [Hkr.: Har. hárf. XLIII, 96–97]. Здесь ветви семантически соответствуют прядям волос в сне Хальвдана, и это значит, что род, произошедший от Харальда, будет в дальнейшем править в Норвегии. Три цветовых уровня объясняют характер правления Харальда: сначала — воинственный, зелёный цвет означал расцвет государства, белый предвещал глубокую старость и седины конунга. Древо из сна Рагнхильд, как и мифический Иггдрасиль, отмечает пределы пространства, властвовать над которым суждено потомкам Харальда. А прочерченная древом вертикальная ось задаёт временные параметры будущего — характеризует качество грядущих времён в их динамике.

Обратим внимание на различия между двумя упомянутыми пророчествами. Сон Рагнхильд сконцентрирован прежде всего на фигуре самого Харальда. История, предрекаемая этим сном, есть индивидуальная история, а власть в Норвегии, согласно толкованию Снорри, должна принадлежать потомству протагониста — самого Харальда.

В центре внимания сна Хальвдана — весь род будущих норвежских правителей. Кроме общих замечаний, в сне Хальвдана заложены и основы периодизации будущей истории Инглингов: одна из прядей рода Хальвдана достигнет наивысшего великолепия в лице Олава Святого. Сон Рагнхильд предвещает события, которые, несмотря на их масштабность, можно было бы описать как многотрудную и динамичную историю индивида, в то время как сон Хальвдана — это уже династическая история Норвегии. Здесь важна не личная, но социальная и культурная динамика предопределённых событий, наиболее значимое из которых — обращение народа в христианство. Именно такая трактовка исторической перспективы грядущего намечается из толкований, приведённых Снорри в «Круге Земном».

Впрочем, приведённое автором саги толкование не является единственно возможным. В сознании аудитории, хотя бы поверхностно знакомой с историей Норвегии, рассказ о видении красивых волос (сон Хальвдана) неизменно должен быть связан с прозвищем сына Хальвдана — Харальда Прекрасноволосого (о 147 котором в толковании Снорри не говорится ничего). С другой стороны, белая крона в «видении древа» Рагнхильд — это не только старческие седины, но и святость Олава, проповедовавшего словом и силой Белого Христа. Временные параметры истории выходят за пределы жизни одного конунга. Образ древа маркирует центральное событие норвежской истории — правление Олава Святого, и история одного правителя на наших глазах вырастает в историю всего государства, как из небольшого корешка вырастает огромное дерево.

Подведём итог нашим наблюдениям над факторами, организующими историческое повествование в языческих сагах «Круга Земного». Понимание логики исторического процесса здесь предстаёт неоднозначным и противоречивым.

В основе объяснения лежит представление о том, что события в жизни правителей Швеции и Норвегии обусловлены воздействием судьбы. Однако эта судьба не имеет своего лица, она безлична. Не случайно ни в стихах Тьодольва Хвинского, ни в «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусона эта идея не озвучена вслух. Представление об иррациональной детерминированности реализовано лишь на лексическом уровне в стихах Тьодольва (посредством использования модальных глаголов) и на нарративном уровне у Снорри (посредством построения исторического повествования по принципу повторяемости).

В течение непродолжительного периода от объединения Норвегии конунгами-язычниками до появления первых конунгов-христиан появляется «одиническая» модель судьбы. Согласно этой модели именно Один формирует личную судьбу конунга — его могущество и обстоятельства гибели. Ссылки на Одина оказывается достаточно для того, чтобы объяснить самые невероятные, сверхъестественные и даже нелепые события в истории Инглингов. Однако если имя Одина не упоминается, то события нарратива оказываются во власти слепого случая, и Снорри ищет рациональные основания для их объяснения.

Появление конунгов-христиан и вся последующая перспектива христианской истории Норвегии связывают отдельные судьбы Инглингов в единый жизненный поток, который так или иначе должен привести к кульминации — мученической гибели и славе Олава Святого. Поэтому уже при составлении языческих 148 саг Снорри использует идею Божественного предопределения, которая дополняет «одиническую» модель судьбы: могущество Харальда Прекрасноволосого предопределено языческим божеством и реализует при этом промысел Всевышнего.

Именно христианская перспектива позволяет Снорри перейти от кратких сообщений о жизни и смерти отдельных представителей рода Инглингов на уровень изложения династийной и государственной норвежской истории29.

В двух небольших сагах — «Саге об Инглингах» и «Саге о Хальвдане Чёрном» — перед нами предстаёт и случай, и судьба, и воля Одина, и Божественное предопределение. Снорри, рассказывая о первых этапах истории Норвегии, соединяет самые разнообразные способы моделирования исторического повествования, унаследованные им от предшествующей традиции (предшествующих традиций). При этом в сочинении исландского историка происходит нарративный переход — от запечатлённого мгновения гибели конунга к продолжающемуся, имеющему свою перспективу полотну национальной истории.

Список сокращений:

HH. I. — Helgakviða Hundingsbana in fyrri: Первая песнь о Хельги убийце Хундинга

Hkm. — Hàkonarmàl: Речи Хакона

Hkr. — Heimskringla: Круг Земной

Yngl. — Ynglingasaga: Сага об Инглингах

Hálfd. sv. — Hálvdanar saga svarta: Сага о Хальвдане Чёрном

Har. hárf. — Haralds saga hàrfagra: Сага о Харальде Прекрасноволосом

Hák. góða — Hákonar saga góða: Сага о Хаконе Добром

Sd. — Sigrdrífumál: Речи Сигрдривы


Примечания

1 Мельникова Е.А. Историческая память в устной и письменной традициях (Повесть временных лет и «Сага об Инглингах») // 135 Древнейшие государства Восточной Европы: 2001 год: Историческая память и формы её воплощения. М., 2003. С. 77.

2 Здесь и далее в квадратных скобках указаны ссылки на источники. Римскими цифрами обозначен номер главы, арабскими — номер страницы. При цитировании поэтического текста номер строфы обозначен арабскими цифрами. Список сокращений приведён в конце статьи. Текст «Круга Земного» цитируются по изданию: Heimskringla Snorra Sturlusonar. Konungasögur um prentun sá Páll Eggert Ólason. Bd. I. Reykjavik, 1946. Песни «Старшей Эдды» цитируются по изданию: Edda. Die Lieder des Codex Regius nebst verwandten Denkmälern. Hrsg. von Gustav Neckel. I. Text. Dritte, umgearbeitete Auflage von Hans Kuhn. Heidelberg, 1968. Перевод древнеисландского текста принадлежит автору статьи (если не указано иное).

3 Далее — «Перечень смертей…»

4 Смирницкая О.А. «Перечень Инглингов» в освещении исторической поэтики // Смирницкая О.А. Древнегерманская поэзия. Каноны и толкования. М., 2005. С. 108.

5 Там же. С. 111. О соотношении «Перечня Инглингов» и других возможных источников, использованных Снорри, см.: Мельникова Е.А. Историческая память в устной и письменной традициях. С. 73-76. Следует обратить внимание на то, что сам Тьодольв не использовал родового понятия «Инглинги». Первым Инглингами назвал род шведских конунгов Ари Мудрый — см.: Turville-Petre J. On Ynglingatal // Medieval Scandinavia. Vol. 11. Odense, 1978-1979. P. 53.

6 Возможны и иные варианты структурирования этой части «Саги об Инглингах». Например, выделение шведской (до конунга Ингьяльда) и норвежской (начиная с Олава Лесоруба) частей.

7 За исключением отдельных авторских пояснений, например, характеристики титулов скандинавских вождей [Hkr.: Yngl. XVII, 18].

8 Хлевов А.А. Историко-культурный феномен Северной Европы I-VIII вв.: Диссерт. … докт. филос. наук. СПб., 2002. С. 442.

9 Эгиля забодал бык, предназначенный для жертвоприношения [Hkr.: Yngl. XXVI, 29], Адильс упал с коня, проезжая через капище дисы [Hkr.: Yngl. XXIX, 32-33], Энунда завалило лавиной в горах [Hkr.: Yngl. XXXV, 37], на Эйстейна упала корабельная рея [Hkr.: Yngl. XLVI, 45].

10 Е.А. Мельникова характеризует эти смерти как наступившие «в результате неожиданных, необычных, а нередко и позорных обстоятельств», сопоставляя их со смертями первых русских князей (Мельникова Е.А. Устная историческая традиция в раннем историописании: «Повесть временных лет» и «Сага об Инглингах» // Восточная Европа в древности и средневековье. Автор и его текст. XV чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто. М., 2003. С. 161).

11 Существует предположение о том, что Фьёльнир (по Дюмезилю, это имя значит просто «множество») — это одно из божественных прозвищ самого Фрейра (Turville-Petre J. On Ynglingatal. P. 53).

12 Ciklamini M. Ynglinga Saga: Its Function and its Appeal // Mediaeval Scandinavia. Vol. 8. 1975. P. 90.

13 Так, рассказывая о гибели Хакона Доброго, Снорри Стурлусон отказывается от языческой интерпретации судьбы этого конунгахристианина, и в результате объясняет его гибель игрой случая: Барышников В.Ю. Две судьбы конунга Хакона Воспитанника Адальстейна // Личность. Культура. Общество. Международный журнал социальных и гуманитарных наук. М., 2007. Спец. вып. 1 (35). С. 255-263.

14 Смирницкая О.А. «Перечень Инглингов» в освещении исторической поэтики. С. 112, сн. 6. Дискуссионным остаётся вопрос о возможном наличии аллитерирующей пары имён Freyr-Fjölnir. Эта пара «Фрейр — Фьёльнир» есть в генеалогии Ари Мудрого, исландского учёного XII в. (Íslendingabók // Íslendinga sögur. Bd. I. Landssaga og landnám. Guðni Jónsson bjó til prentunar. Reykjavík, 1946. Bls. 20). 140 Сейчас большинство исследователей согласны с тем, что перечень Тьодольва имел только 27 имён. И если Снорри в прологе к «Кругу Земному» говорит о тридцати предках Рёгнвальда [Hkr.: Prologus 1], то он скорее всего следует сложившейся лишь к XII-XIII вв. генеалогической традиции, согласно которой ключевая фигура в генеалогическом перечне должна занимать тридцатую позицию (Turville-Petre J. Op. cit. P. 49).

15 Turville-Petre J. Op. cit. P. 64.

16 Ibid. P. 63–64.

17 Во второй части «Перечня смертей….» эти пары прослеживаются спорадически, причём, характер парности гораздо менее убедительный, нежели в рассмотренных случаях: 1) Хуглейк и Эйрик убиты викингом Хаки; 2) Эгиль убит бешеным быком, а дань, обещанная Эгилем датчанам, становится причиной гибели его сына Оттара; 3) Ингьяльд сжёг себя и своих людей в доме, предчувствуя своё поражение в войне с Иваром Широкие Объятья, а его сын Олав сожжён как жертва Одину за урожай, etc. Кроме того, смерти здесь более реалистичны, зачастую обусловлены междоусобными войнами, и их парность могла оказаться случайной.

18 «Качественное различие между “историческим” и “древним” (легендарным) временем, как известно, имело особую важность в сознании исландцев, ибо оно непосредственно определялось самим начальным событием исландской истории — заселением острова (конец IX — начало X в.). <…> нельзя оставить без внимания в этом обзоре особый случай “Саги о Хальвдане Чёрном”. Эта короткая сага — около пяти страниц в современных изданиях — образует переход от древнего к историческому времени и мотивирует рождение Харальда Прекрасноволосого — конунга, при котором была заселена Исландия» (Смирницкая О.А. Два предания о первых поэтах: Кэдмон и Браги // Другие средние века. К 75-летию А.Я. Гуревича / Сост. И.В. Дубровский, С.В. Оболенская, М.Ю. Парамонова. М.-СПб., 1999. С. 308, 311).

19 Сравни, однако, пророчество-проклятье вёльвы Хульд [Hkr.: Yngl. XIV, 16].

20 Пер. О.А. Смирницкой. Цит. по: Смирницкая О.А. «Перечень Инглингов» в освещении исторической поэтики. С. 142.

21 «Рери заболел, а затем умер и собрался в путь к Одину, и многим это казалось желанным в те времена» (Сага о Волсунгах / Пер. с 143 др. исл. Б. Ярхо // Корни Иггдрасиля: Древнеисландская литература. М., 1997. С. 179.

22 Сигмунд «взял труп [Синфьётли] в объятья и пошел в лес и вышел на берег фьорда. Там увидел он человека на челне малом. Человек спросил, не хочет ли Сигмунд, чтоб он перевез его через фьорд. Тот согласился. Челнок был так мал, что всех не мог свезти. Погрузили сперва труп, а Сигмунд пошел по берегу фьорда. И тут же исчез челнок из глаз Сигмунда, а с ним и человек тот» (Сага о Волсунгах. С. 194).

23 см.: Сага о Волсунгах. С. 180–181, 195.

24 Один даёт Дагу, врагу Хельги, копьё, от которого протагонист песни и погибает.

25 Один усыпляет валькирию Сигрдриву за то, что она в битве погубила угодного Одину конунга.

26 О.А. Смирницкая отмечает, что судьбы Инглингов в песни Тьодольва представлены скорее в статике, нежели в динамике: «<…> поэт создаёт картину генеалогического прошлого как череду не имеющих временнóго измерения (последних в жизни предков) “мигов”, запечатлённых в вечности» (Смирницкая О.А. «Перечень Инглингов» в освещении исторической поэтики. С. 144). Конунги и их смерти в изображении скальда IX в. слиты в единую и неделимую картину, что вообще не предполагает участия третьей (личной) силы в распределении судеб.

27 Faulks A. Descent from the gods // Medieval Scandinavia. Vol. 11. Odense, 1978-1979. P. 97.

28 Ciklamini M. Ynglinga saga. P. 94.

29 Гуревич А.Я. Снорри Стурлусон — средневековый историк // Гуревич А.Я. История — нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика: Статьи разных лет. М., 2005. С. 144 сл.

© Барышников В.Ю., 2011

Источник: CURSOR MUNDI: Человек Античности, Средневековья и Возрождения. Вып. 4. Иваново: ИвГУ, 2011.

Текст подготовил к публикации на сайте Александр Рогожин