Джесси Байок
(Jesse Byock)

Кости Эгиля

Эгиль сын Скаллагрима является самым запоминающимся викингом, встречающимся в древнеисландских сагах. Рожденный в Исландии в начале X века, он участвовал в набегах викингов и путешествовал по всей Норвегии, Швеции, Дании, восточной Прибалтике, Англии, Саксонии и северной Германии. Свирепый, своевольный и жестокий, он также был прекрасным поэтом и человеком с чувством этики. Он олицетворяет желание викингов путешествовать в неизведанные земли в поисках приключений и удачи. От Этельстана1 Эгиль получал ценные подарки и обещания дружбы, но от Эйрика Кровавая Секира, правителя Норвегии, он слышал только угрозы смерти. Сочетая мужество и силу с высоким интеллектом, Эгиль не был побежден в битвах и дожил до 80-ти лет. Он умер среди своих родственников в Исландии, приблизительно в 990 году, скорее всего, по естественным причинам.

Несмотря на героический образ Эгиля, персонаж куда сложнее, чем кажется. Обладая доблестью и высоким социальным статусом, Эгиль имел отталкивающую внешность и темперамент. Он изображен как некрасивый, раздражительный, задумчивый человек. Эгиль похож на своего отца и деда, людей, которые по описанию выглядели угрожающе. Сага четко отделяет их от других родственников, показанных справедливыми и красивыми.

Набор черт Эгиля был больше, чем просто маленькая личная особенность. В прозе и поэзии сага говорит нам, что Эгиль оглох, часто терял равновесие, ослеп, страдал от хронически мерзнущих ног, головной боли и приступов летаргии. Кроме того, сага описывает необычный вид черепа и черты лица. Эти симптомы2 свидетельствуют о том, что Эгиль, возможно, страдал от синдрома, который является результатом ускорения нормального замещения костной ткани. Заболевание, которое впервые диагностировал Джеймс Педжет в 1877 году, передается по наследству и очень похоже на страдания Эгиля.

Неприглядный деформированный череп, который может быть результатом болезни Педжета, состояния, при котором кости начинают неконтролируемо расти. Череп Эгиля, героя исландских саг, может быть похож на череп этого человека, страдавшего таким же недугом несколько веков назад.

Действительно ли важно определить, страдал ли Эгиль от болезни Педжета или нет? Я размышлял над этим вопросом в начале своего исследования и вернулся к нему, когда понял, что загадка Эгиля лежит на стыке медицины, истории, археологии и литературного анализа. Ответ: да, определение имеет значение.

Понимание страданий Эгиля является важным шагом в сборе фактических данных, необходимых для оценки исторической точности исландских саг. Является ли точной информация об эпохе викингов, которая была записана спустя 250 лет в сагах? Или это просто полет фантазии и выдумки авторов XIII века? Историки, литературоведы, археологи и лингвисты — все они имеют свое мнение на этот счет, но наука играет важную роль в этих дебатах. Однажды спор так накалил эмоции, что один ученый пообещал поддерживать свою точку зрения до тех пор, пока смерть не вынудит его отложить перо. Аргументация должна меняться коренным образом, как только будет найден новый источник информации.

Я неожиданно обнаружил этот новый источник в области современной медицины. Вместо того, чтобы приписывать противоречивые аспекты личности Эгиля к художественной гиперболизации, я верю, что описания обуславливаются прогрессированием болезни Педжета. В нарушение традиции, чтобы прийти к этим выводам, я часто обращаюсь к другим наукам — филологии, историческому и сравнительному исследованию языка и его отношение к культуре.

Родовые истории

Исландские саги представляют собой одну из самых больших коллекций сохранившихся народных повествований со времен средневековья. В 31-ой крупной саге и множестве более мелких рассказывается о путешественниках-первопоселенцах в Исландии, основных викингских поселениях в Северной Атлантике. Написанные в прозе и украшенные поэзией, родовые саги относятся к периоду 870–1030 годов.

В отличие от мифов и фантастических историй, которые рассказывали исландцы, саги были лаконичными. Часто с суровым реализмом они описывали повседневную сельскохозяйственную и политическую жизнь, авантюрные путешествия викингов, включая Гренландию и Финляндию. До сих пор актуальным остается вопрос: являются ли саги продуктом продолжительной устной традиции или же выдумкой авторов после того, как Исландия освоила грамоту в XIII веке?

Согласно саге, Эгиль провел последние годы со своей приемной дочерью Тордис в Мосфелле, на юго-западе Исландии, недалеко от современной столицы Рейкьявика. Первоначально он был похоронен там в языческом могильном холме3. Но 10 лет спустя, когда Исландия приняла христианство, Тордис и ее муж, Грим, перенесли останки Эгиля в маленькую церковь, построенную на своей земле. Около 150 лет спустя вторая церковь была построена примерно в 500 метрах от первой. Скафти, один из видных потомков Эгиля, извлек его кости, чтобы перенести на новое кладбище. Последние страницы саги связаны с любопытной историей о находке Скафти: «…под тем местом, где был алтарь, откопали скелет человека. Кости были гораздо больше, чем у обыкновенных людей… Жил тогда там священник Скафти, сын Торарина. Он был умный человек. Он взял череп Эгиля и отнес его на кладбище. Череп был необычайно велик, но еще необычайнее была его тяжесть. Снаружи череп был весь изборожден, как раковина. Скафти решил испытать его прочность. Он взял довольно большой топор, замахнулся им со всей силы и ударил обухом по черепу, думая проломить его. Череп побелел в том месте, куда пришелся удар, но ни вмятины, ни трещины не осталось. Отсюда видно, что этому черепу удары обыкновенных людей не приносили вреда и тогда, когда он был одет плотью и кожей».

Страница из «Книги Мёдрувеллира» (Möðruvallabók), в которой отмечается присутствие Скафти при эксгумации костей Эгиля. В 12-й сточке можно легко прочитать: «Þar var þá, Skapti prestr», что означает: «Скафти священник был там в то время».

Белый след на кости, который появился здесь, вероятно, просто под воздействием времени. Скорее всего, нечто подобное проявилось на черепе Эгиля после удара по нему обухом топора.

Этот отрывок часто используется для иллюстрации недостоверности саг. Независимо от того, насколько описание может казаться реалистичным, все аргументы указывают на то, что 150-летний череп не мог бы выдержать удар топора Скафти.

Современная медицина, однако, предполагает, что мы не можем рассматривать этот эпизод как чисто литературный, предназначенный для увеличения героических качеств викингов. Сага об Эгиле точно описывает череп: «весь изборожден, как раковина». Точность поражает, потому что отрывок отмечает только один случай в древнескандинавской литературе, чтобы известные слова hörpuskel (гребень раковины) и báróttr (коньковый, волнистый, гофрированный, морщинистый) использовались для описания человека. «Гребневидная» поверхность кости, уникальная для описаний героев викингов, точно соответствует медицинским описаниям болезни Педжета. Диагностика повторяющихся неровностей черепа на внешней поверхности черепа описывает их внешний вид как гофрированный и волнистый. Такая особенность проявляется в одном из 15-ти симптоматических случаев.

Врачи также отмечали исключительную упругость, твердость пораженных костей, как у слоновьих. Даже белый след от топора является явным признаком болезни Педжета. При ударе мягкая как пемза наружная поверхность пораженного участка сменяется белой, затвердевшей, очень упругой сердцевиной.

Безобразная голова

В саге сам Эгиль странно говорит о своей голове. В одной висе, сказанной в ответ на помилование Эйриком Кровавая Секира, Эгиль сочинил эти строфы:

«Голову я
Не прочь получить:
Пусть безобразна,
Но мне дорога.
Эйрик достойный
Мне отдал ее, —
Кто получал
Подарок богаче!»

Болезнь Педжета могла быть ответственна за запоминающееся лицо Эгиля, которое на протяжении многих лет породило немало творческой литературной интерпретации. Сага предлагает подробное описание, как Эгиль сидит на пиру в Англии после битвы. Он смотрит на короля Этельстана, правителя, который, как он считает, должен ему компенсацию за смерть его брата, Торольва.

«Он сидел прямо, не сгибаясь. У Эгиля было крупное лицо, широкий лоб, густые брови, нос не длинный, но очень толстый, нижняя часть лица — огромная, подбородок и скулы — широченные. У него была толстая шея и могучие плечи. Он выделялся среди других людей своим суровым видом, а в гневе был страшен. Он был статен и очень высок ростом. Волосы у него были цветом, как у волка, и густые, но он рано стал лысеть. В то время как он сидел там, в палате конунга Адальстейна, одна бровь у него опустилась до скулы, а другая поднялась до корней волос. У Эгиля были черные глаза и сросшиеся брови. Он не пил, когда ему подносили брагу, и то поднимал, то опускал брови».

Король Этельстан обратил внимание на поведение Эгиля. Чтобы успокоить гнев викинга, Этельстан предлагает Эгилю выплату виры за смерть брата, и, таким образом, возвращает его преданность.

Хоть литературный жанр и допускает вымысел, странно и очень необычно, чтобы черты лица героя саги изображались в столь гротескной манере, кроме случаев, когда автор рассказывал всем известный случай. Искривление и усиленная прочность черепа — изменения, характерные для Педжета, могли привести к leontiasis ossea (от лат. lео — лев, «костная львиность») или к костному гиперостозу (hyperostosis; греч. hyper- + osteon кость + -ōsis; чрезмерное разрастание костной ткани). В этих условиях лицевые кости утолщаются, делая лицо похожим на морду льва. Эта патология, которая может случиться до 20-ти лет, очень похожа по описанию на Эгиля. Что касается странной подвижности его бровей, можно предположить, что такой грозный человек, как Эгиль, научился пользоваться искажениями своего лица для создания эффекта возмущения, чтобы влиять на окружающих.

Подкрепляющим доказательством болезни Педжета является описание проблем Эгиля в старости. Эти трудности, в том числе потеря равновесия, слуха и зрения, замерзание конечностей, головные боли и описание такого явления, как «повешенная», качающаяся голова — основные симптомы прогрессирующей болезни. Согласно саге:

«Он жил тогда в Мосфелле, у Грима и Тордис.

Однажды, когда он шел вдоль стены дома, нога его подвернулась, и он упал. Какие-то женщины увидели это, засмеялись над ним и сказали:

— Плохо твое дело, Эгиль, если ты сам валишься с ног!

Тогда Грим сказал:

— Когда мы были молоды, женщины меньше насмехались над нами.

А Эгиль сказал:

Я как лошадь в путах —
Оступиться легко мне.
Мой язык слабеет,
Да и слух утрачен»4.

Скелет англосаксонского мужчины X в. показывает разрушительное действие запущенной болезни Педжета, такие как искривлённый позвоночник и утолщённые и деформированные трубчатые кости конечностей.

Почему люди помнят это стихотворение о голове, которая «качается» и другие физические недуги? Одной из причин является то, что произнесенное Эгилем является мощным примером древнескандинавской поэзии, содержащее личные эмоции в сложных и красочных словесных загадках. Во времена викингов поэзия считалась даром Одина, а скальды пользовались большим уважением. Эти строки отражают способность старого воина обернуть физические расстройства в памятные образы.

Древнеисландская поэзия была игровой головоломкой — которая, как правило, понятна, — оставившей нам очень ценную информацию. Первая строка несет в себе смысл: «У меня качается шея». В создании этого образа автор использовал аллегорию, называемую кеннингом. Кеннинги стилистически похожи на некоторые английские метафоры, например, верблюда называют кораблем пустыни. Кеннинг helsis valr (лошадь ожерелья) означает шею. Слово «качаться» построено на основе глагола váfa, «раскачиваться или качаться, пока висит»5. Таким образом, строка отсылает нас к шее, согнутой под тяжестью качающейся головы.

Опущенная, качающаяся голова не является обычным признаком старости; поэтому, описание «качается шея» не было обиходным выражением в древнеисландской поэзии. Я провел компьютерный поиск и не нашел других вхождений этой фразы, поэтому автор строк очень точно описал это необычное и очень личное состояние.

Далее сага повествует, что Эгиль становится слепым и униженным в старости; его вялость и тяга к теплу — симптомы болезни Педжета:

«В конце концов Эгиль совсем ослеп. Однажды зимой, в холодную погоду, Эгиль подошел к огню погреться. Стряпуха сказала, что странно, когда такой человек, каким был некогда Эгиль, путается теперь под ногами и мешает работать.

— Позволь мне погреться у огня, — сказал Эгиль, — не будем ссориться из-за места.

— Вставай! — отвечала она. — Иди на свое место и не мешай нам.

Эгиль тогда встал, пошел на свое место и сказал:

У огня, ослепший,
Я дрожу. Должна ты,
Женщина, простить мне
Глаз моих несчастье»6.

В этих строках исландские слова для «равнин чела» (hvarma hnitvellir) означают часть лица, где встречаются или располагаются глаза. Таким образом, не совсем понятно, на что ссылается этот отрывок — на сами глаза или на область вокруг них, включая часть позади и вокруг глазницы. Если первое, то слова снова подтверждают слепоту Эгиля. Если последнее, то фраза выражает мнение: «Я терплю боль, где глаза встречаются», предполагающее, что у Эгиля были головные боли. Возможно, уместны обе интерпретации7.

Головные боли Эгиля и замерзание конечностей согласуются с остальными его симптомами. Жертвы болезни Педжета иногда страдают от головных болей, вызванные давлением увеличенного позвонка на спинной мозг. Среди больных также большой процент атеросклероза и повреждений сердца. Сопутствующие проблемы кровообращения, в частности замерзающие руки и ноги, развиваются от перегрузки сердца, когда происходит отток крови от конечностей, чтобы поддержать быстрый рост костей.

Холодные ноги, холодные женщины

Другой случай с Эгилем подтверждает информацию выше о его замерзании, холодных ногах и его способности к искусной игре слов:

«Пятки мои
Как две вдовы:
Холодно им»8.

Здесь скальд умело играет на понятной нам двусмысленности. В разгадке головоломки скандинавская публика будет знать, что ключом к строфе будет является другое неупомянутое слово, которое создаст смысловой мост. Этим неупомянутым словом является hæll (пятка/пята). Заменяется слово ekkja, означающее «вдову», получается двойная коннотация; оно также означает «пяту», то есть «ногу». Те из аудитории Эгиля, кто наслаждался сложностью скальдической поэзии, знали, что замена слов ekkur (вдовы) и konur (женщины) происходит на слово «старухи», с hælar, множественным числом hæll имея ввиду оба значения: «стопа» и «женщина».

После объяснения смысла со ступнями становится проще. Оба существительных связаны с прилагательным allkaldar, «очень холодно». Таким образом, строфа несет в себе смысл «холодных ног» и «холодных женщин» — от обоих из них Эгиль страдает в свои последние годы.

Есть ли в традиции исландских воинов-скальдов сетования на женщин? Есть. А про холодные ступни? Едва ли. Существует, однако, традиция записи борьбы против своей судьбы, включая одряхление. В этом случае строки сохраняют память о личной борьбе человека с очень тяжелым положением. Несмотря на свое состояние, Эгиль все еще мог сочинять красивые скальдические стихи. Классическая формулировка болезни Педжета объясняет это таким образом: «Даже когда череп сильно увеличился, и все его кости изменили свою структуру, разум остается неизменным».

Поскольку симптомы Эгиля показывают поразительную картину болезни Педжета, можно было бы спросить, могли ли извлеченные из земли кости в середине XII-го века быть источником для поэзии. Мог ли поэт XIII-го века, узнав о состоянии костей Эгиля, написать стихи о твердости его головы с использованием кеннингов? Ответ: возможно, да, по крайней мере, о костях. Такой поэт, однако, не знал бы подробных сведений о болезни Педжета и едва ли мог связать увеличенные кости с детальным описанием портрета человека с холодными ступнями, ознобом, головными болями, покачиванием опущенной головы, периодическими приступами летаргии, потерями равновесия, слуха и зрения.

Ответ становится более убедительным, когда мы вспомним, что средневековый текст просто относил физические недуги Эгиля к его старости. Но между костями и любым проявлениям болезни нет никакого соотношения. На самом деле сага иллюстрирует противоположный вывод. Восхищенный размером и прочностью черепа, рассказчик показывает, насколько полезной была бы такая голова для воина. Решающим фактором является то, что поэзия, которая может быть самым старым элементом саги, независимо от повествования, подкрепляет особенности костей, давая новые детали.

Могла ли другая болезнь вызвать такие же симптомы у Эгиля? Я обдумал условия, который приводят к подобным симптомам, таким как фиброзный остит, акромегалия (гигантизм), фронтальный внутренний гиперостоз, фиброзная дисплазия и остеопетроз. В каждом случае, однако, критические симптомы не совпадают. При использовании всех доступным на сегодняшний день нам источников, мы можем диагностировать Эгиля как вероятную жертву болезни Педжета.

Болезнь Педжета в Скандинавии

Я пришел к вопросу о болезни Педжета с помощью исследования, призванного объяснить отрывки средневековой саги, но теперь мне ясно, что принятые в настоящее время статистические данные о заболеваниях в Исландии и, возможно, по всей Скандинавии, конечно, неточны.

Большинство исследований сообщают о крайне низком или почти отсутствующем уровне заболеваний в этом регионе. Такая ситуация получилась из-за того, что уделялось мало внимания эффективной диагностике патологии. Например, обширное исследование 1982 года с целью определения европейского распространения болезни Педжета использовало отчеты 4 755 радиологов. Было установлено, что недуг распространился в Великобритании сильнее, чем в других западноевропейских странах. В исследование не были включены Норвегия, Исландия, Швеция и Финляндия на предположении, что в них эти случаи были крайне редкими.

Болезнь Педжета является более распространенной в современной Скандинавии, чем предположения в этих выводах. До недавнего времени считалось, что болезнь не существует в Исландии. В течение последних 10-ти лет, однако, болезнь Педжета постепенно встречается все чаще; данные не публиковались, за исключением тематического исследования в 1981 году, опубликованного в небольшом журнале за авторством Гуннара Сигурдссона из городской больницы в Рейкьявике. В июле 1991 года я беседовал с Сигурдссоном, который сообщил мне о лечении им 10-ти пациентов с болезнью Педжета. Его наблюдения о симптомах совпадают с Тордуром Хардарсоном из Исландской Национальной Университетской Больницы, который также лечил больных с болезнью Педжета, и который отметил вероятность, что Эгиль также мог страдать от этого недуга.

К существующим доказательствам болезни Педжета в Исландии мы можем добавить высокую вероятность того, что исландец времён саги, и, возможно, средневековая семья также могли быть поражены ею. Признание этих лиц в качестве жертв болезни Педжета начнет заполнять картину эпидемиологической истории болезни в ранней Скандинавии, приводя примеры недуга на обоих концах тысячелетнего периода.

Поэзия Эгиля, средневековые наблюдения Скафти и современные медицинские знания в совокупности обеспечивают подробное описание болезни Педжета. С этим знанием мы не должны сбрасывать со счетов Сагу об Эгиле, чтобы объяснить деформированный череп и кости, найденные в XII веке. Наоборот, мы видим, что сага может содержать также и точную информацию. Хотя мы, конечно, не можем сделать вывод, что во всех сагах содержится историческая правда, кости Эгиля убедительно свидетельствуют, что некоторые отрывки могут надежно описывать прошлое.

Много ли еще работы предстоит сделать? Да, для костей Эгиля, которые, возможно, до сих пор находятся на краю старого кладбища в Мосфелле. Мы ждем, когда представится возможность раскопать его останки в третий раз за 1000 лет.

В XI веке кости Эгиля хранились здесь, в церкви Хрисбю (Hrísbú). Ее развалины находились на этом небольшом холме. Слева видна коптильня. Церковь-землянка, вероятно, имела схожую конструкцию, отличаясь лишь размерами.

Примечания