И. П. Шаскольский

Рецензия на Скандинавский сборник, вып. 1–4

«Скандинавский сборник». Под общей редакцией В. В. Похлебкина и Л. К. Роотс. Эстонское государственное издательство. Таллин. Вып. I. 1956. 265 стр.; вып. II. 1957. 333 стр.; вып. III. 1958. 356 стр.; вып. IV. 1959. 288 стр. Резюме на эстонском языке и одном из скандинавских языков.

В советской исторической науке до последнего времени уделялось очень мало внимания изучению истории скандинавских стран. У нас нет еще ни одного обобщающего труда на эту тему, большая часть проблем скандинавской истории (в том числе и многие коренные вопросы) не освещалась с. позиций марксистско-ленинской науки. Был сделан некоторый вклад лишь в изучение отношений Швеции и Норвегии с Россией (и то главным образом для периода до середины XVIII в). Внутренней же историей скандинавских государств наши исследователи почти не занимались.

Совершенно очевидно, что сейчас назрела необходимость восполнить данный пробел. В этой связи следует приветствовать инициативу Тартуского университета, организовавшего выпуск «Скандинавского сборника».

Редакции сборника удалось привлечь к участию в этом издании большую группу специалистов — историков, филологов, экономистов, искусствоведов — из Москвы, Ленинграда, Тарту, Риги, Петрозаводска, Калинина, Фрунзе. Среди авторов первых трех выпусков — сотрудники Института истории АН СССР, Карельского филиала академии, Московского, Ленинградского, Тартуского и Петрозаводского университетов, Академии наук Эстонской ССР и др. Был установлен контакт также со скандинавскими учеными. Из вопросов, связанных со скандинавской тематикой, у нас до недавнего времени изучались преимущественно войны России со шведами. Составители сборника направили главное внимание на изучение «мирных периодов», что «дает возможность понять глубинные процессы развития общества и народа»; в области внешнеполитической истории также решено заняться [159] исследованием «мирных этапов» как времени «наиболее естественных отношений между народами» (вып. I, стр. 5). Такая установка заслуживает одобрения. Разумеется, основное внимание советских скандинавистов должно быть приковано к разработке вопросов общественного и экономического развития Скандинавии. В первую очередь это относится к таким коренным проблемам, как возникновение классового общества и государства, развитие феодализма в Швеции и Норвегии, переход от феодализма к капиталистическому строю,[1] крупнейшие народные движения, крестьянские войны эпохи феодализма, революционная борьба пролетариата в XIX и XX веках. Кое-что в этом направлении уже сделано.

Материалы сборника группируются по следующим разделам: социально-экономическая история; история русско-скандинавских отношений; внешнеполитическая история; история культуры; языкознание; источниковедение и историография; рецензии. В последующем было бы целесообразно ввести специальный отдел публикаций, чтобы печатать некоторые наиболее интересные и ценные источники по истории Скандинавии и русско-скандинавских отношений, имеющиеся в советских архивах. Следовало бы также ввести библиографический раздел и помещать там библиографию работ по скандинавской и русско-скандинавской тематике, как изданных в прошлом, так и выходящих теперь в СССР и за рубежом.

В первых четырех выпусках сборника прежде всего следует отметить статьи, посвященные проблемам внутренней социально-экономической истории скандинавских стран. Так, в работе А. Я. Гуревича исследуется один из главных вопросов проблемы генезиса феодализма в Норвегии.[2] В норвежской историографии на протяжении длительного времени предметом постоянной полемики были сведения источников о том, что основатель норвежского раннефеодального государства король Харальд Прекрасноволосый присвоил себе все общинные земли — «одаль» — на территории страны. В отличие от буржуазных ученых, подходивших к рассмотрению данной темы с формально-юридических позиций, автор обратил главное внимание на изучение социальных процессов, протекавших в среде норвежского крестьянства в IX–X веках. В ходе исследования А. Я. Гуревич во многом вышел за рамки своей темы и дал марксистское освещение ряда более общих вопросов проблемы формирования раннефеодального классового общества и государства в Норвегии. В результате ему удалось найти, с нашей точки зрения, вполне правильное объяснение одного из наиболее сложных вопросов норвежской истории раннего средневековья. В статье показано, что король Харальд действительно присвоил себе верховное право собственности на крестьянские земли в Норвегии. Так установилась ранняя форма феодальной земельной собственности.

В. Я. Евсеев впервые в нашей историографии специально исследовал крупнейшее крестьянское движение в Финляндии в феодальную эпоху — «Дубинную войну» 1596–1597 годов.[3] На материалах финского фольклора автор показал, какое отражение в сознании народа получила крестьянская война конца XVI века. Не менее важно то, что в вводной части статьи приводится много ценного, неизвестного прежде русским исследователям конкретного исторического материала о самом ходе этого крупнейшего народного движения. Следует, однако, сказать, что автор, по-нашему мнению, неверно объясняет причины «Дубинной войны», относя ее «к той серии крестьянских восстаний, которые возникали главным образом в связи с тяжелым налоговым бременем» (стр. 90).

В статье отмечаются и другие факторы способствовавшие ухудшению положен финских крестьян в последние годы XVI тяготы от длительной русско-шведской войны, необходимость содержания стоявших в Финляндии шведских войск, грабежи и насилия шведских солдат и т. п. Но все обстоятельства лишь ускорили выступление крестьян. «Дубинная война» была вызвана более глубокими причинами: значительным усилением феодального гнета, эксплуатации широких масс крестьянства Финляндии со стороны шведских феодалов. Автор и сам в ряде мест наглядно показывает, что своим основным острием крестьянская война была направлена против феодальной [160] эксплуатации. Очень ценны приводимые им выдержки из народных песен, свидетельствующие о том, что в сознании финского народа долго сохранялась память об этом движении.

Изучение внутренней истории скандинавских стран XVIII–XIX вв. затрудняется тем, что основная масса архивных источников этого периода еще не опубликована и нашим ученым практически почти недоступна. Тем ценнее материалы, хранящиеся в советских архивах. В этой связи очень полезной оказалась находка Г. А. Некрасовым и В. В. Похлебкиным богатых материалов по внутренней истории Швеции и Норвегии XVIII и начала XX в. в наших архивохранилищах, в первую очередь в Архиве внешней политики России.

Г. А. Некрасов в своей статье[4] рассматривает важные проблемы развития феодальных отношений и положения крестьянства в Швеции в первой половине XVIII века. В работе исследуются состояние сельского хозяйства страны, развитие феодального землевладения и усиление политической роли дворянства, рост феодального гнета, земельные реформы 40-х — 50-х годов XVIII столетия, способствовавшие развитию капитализма в деревне. В противовес буржуазным историкам, всегда идеализировавшим положение шведских крестьян, автор показал, что в Швеции, так же как и в любой другой феодальной стране, существовала значительная эксплуатация широких масс и шведские крестьяне (как и крестьяне каждой страны того времени) были угнетенным классом феодального общества. Однако, пытаясь на шведском материале проследить общие для всех стран черты развития феодального строя, автор несколько увлекся и недостаточно оттенил особенности шведского феодализма.

Статья В. В. Похлебкина[5] также в значительной мере основана на материалах архивов. Автор показал, как международная обстановка, сложившаяся во время первой русской революции, создала благоприятные условия для разрыва шведско-норвежской унии, а подъем рабочего движения в Швеции, проходивший под влиянием революционной борьбы русского пролетариата, не позволил шведскому правительству прибегнуть к военным мерам для возвращения Норвегии под свою власть. В работе прослеживается и прямое воздействие первой русской революции на развитие рабочего движения в Норвегии, а также связи передовых деятелей страны с русскими революционерами (печатание в г. Варде листовок и брошюр РСДРП, транспортировка их в Россию и др.).

В статье С. Свердруп-Лунден (вып. IV) сообщается ряд ценных сведений по истории женского движения в Норвегии XIX–XX веков.

Значительная часть материалов четырех выпусков посвящена проблемам взаимоотношений России со скандинавскими странами. Эта тематика очень актуальна с научной и политической точек зрения и интересует не только специалистов по Скандинавии, но и более широкие круги историков.

Вместе с тем надо сказать, что авторы статей на внешнеполитические темы в большинстве случаев исследуют вопросы, которые имели второстепенное или даже третьестепенное значение в истории русско-скандинавских отношений. Пока не был затронут ни один из основных русско-шведских договоров (Ореховский, Тявзинский, Кардисский, Столбовский, Ништадтский и др.), определявших на длительное время отношения между двумя государствами. Авторы без каких-либо оснований ограничили свое внимание в основном XVII–XVIII вв., совершенно не касаясь длительного периода до XVI столетия и XIX–XX веков. В последующих выпусках нужно значительно расширить хронологические рамки этого очень важного раздела сборника.

Б. Ф. Поршнев в статье «Борьба вокруг шведско-русского союза в 1631–1632 гг.» (вып. I) делает попытку пересмотреть традиционные представления, сложившиеся в русской и западноевропейской науке, и выдвигает новое объяснение ряда важных русских и общеевропейских событий. Данная работа завершает опубликованную автором в разных изданиях серию статей о роли России в 30-летней войне.

Сама по себе постановка такой темы — о роли России в крупнейшем событии общеевропейской истории XVII в. — безусловная заслуга Б. Ф. Поршнева (а вместе с ним и О. Л. Вайнштейна, опубликовавшего в 1947 г. исследование по этому вопросу). В этой работе, как и в более ранних, Б. Ф. Поршнев подробно исследовал тему, ввел в научный оборот много неопубликованных [161] материалов из ЦГАДА. В рассматриваемой статье впервые в нашей литературе используются богатые фактические данные из монографии шведского историка Д. Норрмана, основанной на документах шведских архивов.[6] Однако главная идея указанной статьи, как нам кажется, вызывает серьезные возражения.

Исследуя материалы о переговорах Швеции и России, ставивших целью установление военного союза обоих государств, автор придает вопросу о заключении этого союза чуть ли не решающее значение для всего хода 30-летней войны. Преувеличивая, с нашей точки зрения, значение Польши для развития военных действий в Германии (Польша в действительности в 30-летней войне не участвовала и стояла в стороне от событий), автор считает, что нападение Русского государства на Польшу и отвлечение польских сил от немецкой границы к восточным рубежам явилось решающим условием успеха военных действий шведского короля Густава-Адольфа в Германии.[7] Генеральное наступление в глубь Германии в 1631 г. Густав-Адольф, по мнению Б. Ф. Поршнева, решился начать только тогда, когда получил из Москвы «подтверждение договоренности о совместных действиях против Польши» (стр. 16; ср. стр. 23). «Стремительный темп» его наступательных операций в Германии в 1631 г., после битвы под Брейтенфельдом, был, по мнению автора, вызван желанием поскорее «покончить с императором и тогда вернуться к польской проблеме» (стр. 23). Во время известного похода в глубь Германии Густав-Адольф, как полагает Б. Ф. Поршнев, «просто считал, что в его распоряжении имеется ряд месяцев, немного менее года, прежде чем придет время действовать против Польши» (стр. 25), то есть будущая война с Польшей казалась, по мнению Б. Ф. Поршнева, шведскому королю более важной, чем его крупнейшие, имевшие общеевропейское значение операции 1631 г. в Средней и Южной Германии (ср. стр. 23 и 31).

Возвращение Густава-Адольфа с войсками из Баварии в Северо-Восточную Германию осенью 1632 г., по предположению Б. Ф. Поршнева, было движением в сторону Польши (стр. 69) для начала совместного с Россией наступления на Речь Посполитую. В этой связи автор, по нашему мнению, преувеличивает противоречия Густава-Адольфа и канцлера Оксеншерны; получается, что Оксеншерна настаивал на продолжении войны в Германии, а король будто бы хотел (отказавшись от плодов всех своих побед в Германии) двинуться на Польшу (стр. 66 и 69). И даже смерть Густава-Адольфа на поле битвы под Люценом автор предлагает связать все с той же будто бы захватившей короля идеей войны с Польшей; по словам Б. Ф. Поршнева, «вероятнее», что король погиб «от руки кого-либо из своих», то есть из шведов — сторонников продолжения войны в Германии, боявшихся, что король бросит эту войну и начнет поход на Польшу. Последовавшие спустя два года неудачи шведских войск в Германии были вызваны, по мнению Б. Ф. Поршнева, тем, что преемники Густава-Адольфа отказались от его плана совместного русско-шведского нападения на Польшу (стр. 70).

Критику подобной точки зрения дал более десяти лет назад сам же Б. Ф. Поршнев, говоря, что для объяснения действий шведского короля «следует учитывать всю сумму факторов и всю международную обстановку, в частности сложную политическую ситуацию в Германии. Свести все к одному польскому фактору — значило бы впасть в односторонность».[8] В рассматриваемой же статье автор, придавая главное значение планам совместного русско-шведского нападения на Польшу, не учитывает «всю сумму факторов», оказавших решающее влияние на ход 30-летней войны, не принимает в расчет силы в самой Германии — германские княжества, города, Католическую лигу и т. д., — а также участие других европейских государств. У Густава-Адольфа действительно была идея организации совместной [162] шведско-русской войны против Польши, но эта идея являлась для короля второстепенной, одним из многих «шахматных ходов» в затеянной им большой политической игре; отнюдь не данная идея, а все сложное переплетение политической борьбы внутри Германии определяло ход военных действий на фонтах 30-летней войны.

Как видно из помещенной в том же выпуске статьи А. Арзыматова, русско-шведские переговоры о заключении союза в 1630–1632 гг. занимали второстепенное место и в общем ходе русско-шведских отношений ближайших 30 лет (даже если не брать эти отношения за все XVII столетие). За исключением работы Б. Ф. Поршнева, остальные статьи по русско-скандинавской тематике, помещенные в сборнике, не ставят проблемных вопросов и носят в значительной мере описательный характер. Так, в статье А. Арзыматова содержится интересный общий обзор русско-шведских отношений 1618–1648 гг. по материалам ЦГАДА. К сожалению, автор не уделил внимания одному из главных вопросов отношений России и Швеции того периода — вопросу I о так называемых «перебежчиках», то есть о массовом уходе жителей захваченных шведами в начале XVII в. русских владений (Ижорской земли и Карельского уезда) в пределы Русского государства. Недостаточно освещен этот вопрос и в статье А. С. Кана, посвященной заключению в Стокгольме в 1649 г. русско-шведского договора о «перебежчиках» (вып. I). Здесь исследован, к сожалению, только ход дипломатических переговоров и не использованы разработанные в недавние годы советскими историками материалы, объясняющие, почему вопрос о «перебежчиках» стал к 1649 г. наиболее острым в политических сношениях Швеции и России,[9] Статья Ю. В. Курскова (вып. III) посвящена второстепенной теме — о «межевых съездах» 1642 и 1652 годов.[10] Русско-шведские отношения после Ништадтского мира и установление временного союза обоих государств по Стокгольмскому договору 1724 г. исследуются в статье Г. А. Некрасова (вып. I).

Несколько работ посвящено русско-шведским экономическим отношениям. В статье Г. А. Новицкого (вып. II) излагаются сведения о русско-шведской торговле XVI в., содержащиеся в опубликованных русских источниках. Русско-шведская торговля на Балтике середины XVII в. освещается Э. Д. Рухмановой (вып. II). Автор впервые вводит в научный оборот богатые по содержанию источники — так называемые «книги обидных дел», составленные в результате правительственных расследований жалоб русских торговых людей на различные «обиды», которые они терпели от властей и купцов в шведских владениях. В статье доказывается, что русская внешняя торговля на Балтике носила активный характер. Русские купцы сами возили свои товары в прибалтийские города и Швецию. Вопреки установившимся представлениям в работе выясняется, что среди товаров, вывозимых из России в шведские владения, значительное место (по номенклатуре более половины) занимала продукция русского ремесленного производства: холст, сермяжное сукно, одежда, выделанные меха, домашняя утварь, шорные товары, сани и др. В статье показаны русские купцы-оптовики, производившие торговые операции крупных размеров в городах Швеции. Особенно важно отметить, что автор нашел сведения, позволяющие установить приблизительный размер русского вывоза в Прибалтику в середине XVII века.

Совсем не изученный у нас вопрос о русско-шведской торговле в XVIII и первой половине XIX в. освещается в статье Л. А. Лооне (вып. I).

Своеобразными памятниками мирных [163] дипломатических сношений между скандинавскими государствами и Россией XVI–XVII вв. являются дары (привозившиеся обычно посольствами) шведских и датских королей русским царям: ювелирные изделия из серебра, выдающиеся произведения скандинавского, немецкого, голландского прикладного искусства, хранящиеся на протяжении трех — четырех столетий в Оружейной палате Московского Кремля; им посвящена статья И. В. Лебедевой (вып. III).

В. В. Похлебкин подготовил публикацию очень важного, неизвестного до сих пор документа из истории русско-норвежских отношений — секретного письма премьер-министра Норвегии X. Миккельсена русскому министру иностранных дел В. Н. Ламздорфу (вып. III). В письме, написанном вскоре после отделения Норвегии от Швеции и образования самостоятельного норвежского государства (в октябре 1905 г.), впервые поднимается вопрос о признании Россией независимости Норвегии.

Проблемы внешнеполитической истории скандинавских стран, не связанные с историей России, представлены статьями Б. Ф. Поршнева «Швеция и Вестфальский мир» (вып. II), Г. А. Некрасова «Внешняя торговля Швеции в 20–30-х годах XVIII в.» (там же), Л. К. Роотс «К вопросу о позиции Швеции в 1863–64 гг.» (во время второй войны Пруссии против Дании из-за Шлезвига и Голштинии (вып. I).

Историко-культурная и филологическая тематика отражена в работах: М. И. Стеблин-Каменского — о происхождении поэзии исландских скальдов, Р. К. Кенкмаа и Л. К. Эрингсон — о шведском университете в Тарту в 1632–1656 гг., Э. Карху — о взглядах финского общественного и литературного деятеля И. В. Снельмана и др.

Большую научную ценность представляет статья чл.-корр. Академии наук СССР и члена Норвежской Академии наук В. И. Равдоникаса и К. Д. Лаушкина об открытии во время раскопок в Старой Ладоге рунической надписи начала IX в. (вып. IV). Ввиду крайней редкости находок рунических надписей за пределами Скандинавии это открытие вызвало большой интерес среди скандинавских ученых. На основании тщательного анализа всех обстоятельств, связанных с находкой, авторы пришли к выводу, что обнаружение деревянного стержня с рунической надписью в культурном слое Староладожского городища носит случайный характер и не может служить свидетельством существования в Старой Ладоге норманского поселения IX века.

Много места в рецензируемом издании занимают проблемы источниковедения и историографии. В этом разделе заслуживает быть отмеченной прежде всего очень полезная для исследователей серия сообщений об источниках по скандинавской истории, имеющихся в архивах и книгохранилищах Советского Союза. Так, в сообщении Ю. К. Мадиссона (вып. I) рассказывается о хранящихся в Центральном государственном историческом архиве Эстонской ССР в Тарту и в библиотеке Тартуского университета шведских документах по истории Прибалтики, русско-шведских отношений и частично по истории самой Швеции; но автору нужно было, по нашему мнению, значительно подробнее остановиться на характеристике едва ли не наиболее ценного из архивных собраний Тарту — архива семьи Делагарди, содержащего много важных (в основном неопубликованных) материалов по истории войн и сношений России и Швеции XVI–XVII веков. В сообщении Г. Енша (вып. III) дается обстоятельный обзор архивных фондов периода шведского господства в Лифляндии (XVII — начало XVIII в.), хранящихся сейчас в Центральном государственном историческом архиве Латвийской ССР в Риге.

Представляет интерес обзор материалов по истории Швеции, находящихся в Ленинграде, в фондах архива Ленинградского отделения Института истории АН СССР и Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Хотя основная их часть касается не самой Швеции, а истории русско-шведских отношений, авторами выявлено (в фондах ГПБ) значительное количество источников и по внутренней шведской истории.

К сожалению, обзор документов, хранящихся в фондах архива ЛОИИ, имеет серьезные недостатки;[11] говоря о наиболее ценном (для данной темы) фонде — «Порубежные акты», авторы не осветили его происхождение и состав,[12] а ограничились [164] лишь перечислением наиболее интересных материалов. Шифры фондов и документов во многих случаях даны неверно, и это значительно снижает полезность обзора. Есть также неточности в наименовании и в изложении содержания отдельных документов и целых коллекций. Так, хорошо известная в истории русской археографии коллекция С. В. Соловьева не целиком, а лишь в некоторой своей части содержит материалы по русско-шведским отношениям. Кроме того, многие подробно описанные составителями документы давно опубликованы. В обзоре пропущены некоторые важные материалы, прежде всего имеющаяся в архиве ЛОИИ коллекция подлинных шведских рукописей.

Нам представляется необходимым продолжить это начинание и дать обзоры материалов по истории Скандинавии и ее отношений с Россией, хранящихся в наиболее крупных архивохранилищах Советского Союза.

Из источниковедческих работ представляет интерес также статья исландского ученого Б. Торстейнссона,[13] сообщающая много ценных сведений о развитии исландской исторической литературы XII–XIII вв., о знаменитых сагах и их создателях. Однако нельзя согласиться с исходным положением автора, что исландские саги не могут служить достоверным источником для описываемого ими времени — эпохи IX–XI вв. — и что их «следует прежде всего рассматривать как источники об исландском обществе лишь для периода написания самих саг» (стр. 205), то есть для XII–XIII столетий. Эта точка зрения противоречит прочно установившимся научным представлениям.

Среди исследований по историографии обращает на себя внимание статья В. В. Похлебкина, посвященная крупнейшему русскому историку-скандинависту, профессору Петербургского университета Г. В. Форстену (в связи со 100-летием со дня его рождения) (вып. II). Автор показал выдающееся значение работ Форстена для русской и европейской науки, для изучения истории Скандинавии и других стран, прилегающих к Балтийскому морю; в статье подчеркивается, что Г. В. Форстен положил начало изучению истории скандинавских стран в России.

Вместе с тем автору надо было более критически подойти к характеристике научного наследия Форстена, глубже раскрыть его слабые стороны, в частности, показать, что Форстен в большинстве случаев не мог справиться с задачами исторического синтеза: обобщающие разделы и выводы его сочинений обычно очень слабы.

Во II выпуске сборника помещен обзор научного наследия крупнейшего шведского историка Нильса Анлунда, скончавшегося в начале 1957 года. В статье А. С. Кана (вып. IV) анализируется научное наследие другого виднейшего современного шведского ученого, исследователя социально-экономической истерии Э. Хекшера.

В статье финляндского историка О. Мустелина (вып. III) дается обзор развития исторической науки в Финляндии в 1809–1866 гг., в первый период после присоединения этой страны к России.

Данная работа весьма полезна для наших ученых, ибо по финляндской историографии XIX — начала XX в. на русском языке до сих пор не было специальных исследований. Однако обзору присущи недостатки. Так, рассказывая о подъеме финской исторической науки во второй четверти и середине XIX в., автор не связывает это явление с положительными последствиями присоединения Финляндии к России. В работе отразилась и другая типичная черта финляндских буржуазных работ по историографии — принижение или замалчивание роли Габриэля Рейна, крупнейшего финского историка первой половины и середины XIX в., создателя первого лекционного курса и первого фундаментального общего труда по истории Финляндии. Подобное отношение буржуазно-националистической историографии к Рейну было вызвано тем, что он менее других историков находился под воздействием реакционных националистических идей и, напротив, неоднократно высказывался в пользу сближения с Россией, с русской наукой и культурой.

В статье прогрессивного исландского историка Арнора Ханнибалссона (вып. II) освещается развитие исторической науки в Исландии в послевоенный период. Автор сообщает сведения о тематике и направлениях работ исландских историков, особо останавливаясь на сочинениях историков-марксистов.

Публикуемые в критическом отделе сборника рецензии носят пока случайный характер и далеко не охватывают выходящих в свет книг по скандинавской тематике. Всего в четырех выпусках «Скандинавского [166] сборника» опубликовано 6 рецензий на зарубежные издания и 1 — на советскую работу; этого, конечно, мало. Последняя из названных рецензий, написанная Ю. В. Курсковым, — о книге А. С. Жербина «Переселение карел в Россию в XVII в.» (Петрозаводск. 1956) — содержит необоснованную критику этого исследования. Не изучив достаточно серьезно материал, о котором идет речь в книге, рецензент весьма категорически заявляет, что автор «не сумел всесторонне рассмотреть» поставленную проблему (вып. II, стр. 275), не сделал необходимых выводов и т. д. Однако приводимые Ю. В. Курсковым доказательства неосновательны. Так, рецензент обвиняет автора в незнании двух архивных фондов, но эти фонды в действительности не содержат ничего или почти ничего сколько-нибудь полезного для темы исследования. Хочется пожелать, чтобы в будущем редакция более серьезно относилась к критическим статьям.

Наряду с рецензиями в сборнике было бы полезно публиковать тематические обзоры новых советских и зарубежных работ, шире знакомить читателей с научными открытиями и исследованиями.

Таким образом, в рецензируемом издании пока мало места занимает проблематика новейшей истории скандинавских стран; она лишь частично затрагивается в одной из исследовательских статей,[14] в двух статьях информационного характера и в рецензиях. Явно недостаточное внимание уделяется и вопросам истории рабочего движения. Нет систематической и всесторонней критики реакционных тенденций и течений в современной буржуазной историографии, в частности, критики весьма распространенной в Скандинавии норманнской теории происхождения Русского государства. Редакции сборника при планировании дальнейшей работы следовало бы учесть, что тематика должна быть более актуальной, и шире публиковать материалы по новейшей истории и историографии.

Отметим также ряд частных недочетов. Так, в вып. I на стр. 15 всерьез говорится, что антирусские настроения шведского канцлера Оксеншерны отражали «неспокойствие совести шведской аристократии, захватившей русские владения в Прибалтике». Примечание от редакции к статье А. Арзыматова (вып. I, стр. 90) написано в столь сложной форме, что трудно понять, о чем хотели сказать его составители. Имеются случаи небрежного цитирования, приводятся ссылки на название книги или архивного дела без указания страницы: I вып. — стр. 143; вып. II — стр. 18, 26, 39, 40, 42, 49, 108; вып. III — стр. 116, 148, 149, 221 и др. На стр. 156 в вып. III автор дает ссылку сразу на 120 документов (архива ЛОИИ. ф. 109, №№ 1–120), хотя из них лишь очень немногие относятся к вопросу, о котором идет речь в тексте.

Содержание двух статей не соответствует их заглавию: так, статья Б. Ф. Поршнева «Швеция и Вестфальский мир» не касается самого Вестфальского мира и его значения для Швеции; статья Ю. В. Курскова «Русско-шведские отношения в 40-х — 50-х гг. XVII в.» рассматривает лишь незначительную часть этой большой темы — два межевых съезда.

Устранение недостатков повысит значение «Скандинавского сборника» как органа советских историков-скандинавистов.

В целом первые выпуски «Скандинавского сборника» должны быть оценены положительно. Это полезное и нужное издание, которое способствует марксистско-ленинскому изучению истории скандинавских стран и укреплению связи советских и скандинавских ученых.

Примечания