С. Ю. Каргопольцев

Двушипные наконечники дротиков как индикатор синхронизации древностей римского и раннесредневекового времени (к проблеме хронологии северо-запада Восточной Европы)

Наконечники дротиков относятся к наиболее многочисленным находкам среди других категорий вооружения, в том числе и на Северо-Западе. Двушипные среди них наиболее примечательны. Для уточнения их суммарной датировки, традиционно определяемой в отечественной историографии V–VIII вв., необходимо проследить эволюцию этого вида оружия, обратившись к материалам сопредельных северо-западному региону древностей.*

К наиболее ранним находкам двушипных дротиков интересующего нас типа относятся образцы из скифских древностей Поднепровья [Галанина, 1977, табл. 9, 15; 10, 11, 22], памятников железного века Литвы, Калининградской области [Митрофанов, 1978, с. 37] и Северной Белоруссии [Шадыро, 1985, с. 62, рис. 37, 2, 4]. Так же предримским временем датируются экземпляры из комплексов оксывской, где совстречаются (Варшково) с позднелатенскими фибулами (Wołagiewiczowie, 1963, с. 31, табл. II, 3 и {29} VIII, 3) и зарубинецкой [Чаплин, погр. 189, 191] — вторая фаза мужских погребений, синхронизированная В. Е. Еременко с латеном D, т. е. культур со 120–60 гг. до н. э. [Еременко, Журавлев, 1992, с. 67–69, рис. 6, 12, 19].

Многочисленные находки из памятников пшеворской культуры диагностируют уже раннеримское время. Так, периодом В1 (I в. н. э.) датируются наконечники типов А-1, -2; С-2; D; F-1, -2; N, по классификации П. Качановского [Kaczanowski, 1995, с. 29–35, табл. XVI–XIX]. В качестве примера можно привести дротик типа А-1 из погр. 2 могильника Хойнэ (Лодзь, Польша; рис. 1, 1), встреченный совместно с погнутыми

Рис. 1
Рис. 1. Некоторые образцы двушипных дротиков в материалах древностей лесной зоны римского и миграционного времени (пунктиром на врезке обозначена южная граница лесной зоны): 1 — Хойнэ, погр. 2 (Польша); 2 — Шатрищенск, погр. 21 (Рязанская область); 3 — Вехмаа (Финляндия); 4–7 — Кентескалнс (Латвия); 8 — Рыуге (Эстония); 9 — Сууре-Рысна, кург. 9 (Эстония); 10 — Каланти-Кальмумяки (Карелия); 11 — Улипяэ (Финляндия); 12 — Мерола, погр. 3 (Финляндия); 13 — Баунегаард, norp. 11 (о-в Борнхольм, Дания); 14 — Черная Лужа (Гродненская область, Белоруссия); 15 — Боки (Латвия); 16 — Лихула (Эстония); 17 — Демидовка (Смоленская область); 18 — Юрьевская Горка (Тверская область); 19 — Победище (Ленинградская область).

двулезвийным мечом и лавролистным наконечником копья, умбоном щита типа Ян-4 с коническим куполом, рифленой D-образной пряжкой, ножницами и другими вещами раннеримского времени [Łaszczewska etc, 1962, с. 36, рис. 30]. В целом, для пшеворской и ряда других центрально-европейских культур основной период распространения двушипных дротиков приходится на ступени B1-C1a, т. е. I — первая четверть III в. {30}

Рис. 2
Рис. 2. Хронология и распространение двушипных дротиков I–IV вв. в Скандинавии (по Ю. Илькъяру): 1 — Хунн; 2 — Лунгхёйгард; 3 — Сэли; 4 — Хвал; 5 — Фолькеслунда; 6 — Симрис; 7 — Скиакер; 8 — Свеннум; 9 — Скуттунге; 10 — Лундскин; 11 — Гёэ; 12 — Апплерум; 13 — Прастгарден; 14 — Эйнанг; 15 — Саттра; 16 — Фосс; 17 — Твейто. {31}

[Kaczanowski, 1995, с. 37–39, табл. ХХI; Leube, 1975, табл. 31, 6]. Для территории же Ютландии и Скандинавии время их бытования, по мнению Ю. Илькъяра и Д. Хинеса, относится к ступеням B1-D1 [Ilkjaer, 1990, с. 165–255, табл. 141–231; Hines, 1989, с. 25–46]. Примерно так же датируется большинство находок из Южной и Юго-Западной Финляндии [Kivikoski, 1939, с. 59, табл. IX, 5 и XXVI, 5; Kivikoski, 1947, с. 38, табл. 36, 287]. Таким образом, верхняя дата североевропейских образцов, как правило, не выходит за пределы IV — рубежа V–VI вв. (рис. 2).

[Дротики][1] Восточной Европы, особенно Прибалтики и Северо-Запада, не должны сильно отличаться по датировкам от центрально- и североевропейских аналогов, даже с учетом возможности их некоторого «запаздывания». Тезис об относительной синхронности смены ритмов бытования вещей в материалах древностей основан на известном принципе общей нивелировки варварской традиции, имеющей определенную ориентацию на достижения провинциально-римской культуры. Последнее обстоятельство является, по сути, основополагающим фактором в жизни Барбарикума римского и миграционного времени [Kazanski, Legoux, 1988, с. 7–53; Kazanski, 1991; Tejral, 1992, с. 227–248; Щукин, 1994, с. 278–288; Каргопольцев, 1997, с. 88–96

Так, например, наконечник из 21 погр. Шатрищенского могильника Рязанской области, расположенного на лесостепном пограничье, встречен совместно с Büigelknopffibeln достаточно раннего образца и бронзовым браслетом с расширенными и украшенными гравировкой концами (см. рис. 1, 2) [Кравченко, 1974, с. 131, 152, рис. 17, 5; 24, 1; 35]. По-видимому, не позднее V в. датируются и находки из каменного могильника в Лихула, длинного кургана 19 в Сууре-Рысна (оба — Эстония), верхнего слоя городища Демидовка на Смоленщине (см. рис. 1, 9, 16, 17) [Mandel, 1976, с. 57; Аун, 1992, с. 129, рис. 53; Шмидт, 1995, с. 106–108, рис. 1, 3; Фурасьев, 1996, с. 4–6].

Особый интерес для нас представляет наконечник дротика из Сууре-Рысна как один из хроноиндикаторов памятников типа Линдора-Полибино [Каргопольцев, 1997, с. 92–94]. Он находит самые близкие аналоги не только в сопредельных древностях финно-угров и балтов, но и в хорошо датированных комплексах Ютландии и Скандинавии III–V вв.: Скуттунге (Швеция), Лундскин, Гёэ (Норвегия), Крейгхал (о-в Фюн) и др. [Ilkjaer, 1990, с. 165–255; Hines, 1989, с. 30, 31, фиг. 3, 6].

На многих экземплярах, как, например, из Насочице (Польша), Баунегаарда (о-в Борнхольм), Лундскина (Норвегия), Мерола, Вехмаа, Весилахти, Кокемяки (Финляндия), Лихулы (Эстония), Кентескалнса (Латвия) и ряда других [Stubavs, 1976, табл. VI, 16–19; Kaczanowski, 1995, табл. XIX, 2; Vedel, 1886, с. 123, фиг. 266; Kivikoski, 1967, ил. 43], длина древковой втулки или черенка достигает 40-50 см, а иногда и более, что сближает их с римскими пилумами [Kazanski, 1988, с. 80, фиг. 1]. {32} Форма же самого пера дротика (средняя длина в пределах 5–10 см, более — уже редкость) очень близка германскому ангону, широко распространенному, как и топоры-франциски, в среде франкских и англо-сакских дружин и являвшемуся, фактически, дальнейшей эволюцией пилума [Périn etc, 1984, с. 21, фиг. 7].

Как показывает конкретный материал, длина древковой втулки практически для всех указанных периодов и регионов не является типообразующим признаком, а соответственно, и не имеет датирующего значения. Притом, что втульчатые наконечники, безусловно, древнее, для позднеримского и раннесредневекового времени они сосуществуют с черенковыми, также не образуя между собой четко выраженного хронологического деления. Относительная синхронность способов посадки наконечника на древко, по наблюдению В. Казакявичуса на материалах литовских памятников, характерна в этот период и для различных типов копий [Казакявичус, 1978, с. 37–45; Казакявичус, 1979, с. 53–65].

Не вдаваясь в подробности вопросов типологии и относительной хронологии, отметим, что наиболее вероятная дата появления и основного периода распространения двушипных дротиков лесной зоны относится условно ко времени между 375 и 525 гг., т. е. соответствует ступеням D2-E, по К. Годловскому. Возможна также датировка отдельных образцов вплоть до рубежа VI–VII вв. Примечательно, что наиболее проблематичным здесь является определение terminus ante quem. Так, целый ряд находок относится к древностям финальной фазы эпохи Меровингов (VII–VIII вв.), диагностируя, видимо, последний этап их бытования. В качестве примера назовем экземпляры из Эстонии (Рыуге), Финляндии и северо-западного Приладожья (Улипяэ, Каланти-Кальмумяки), а также Староладожскую серию: дротики из «Полой сопки», Земляного городища, сопки в урочище Победище — раскопки соответственно З. Ходаковского, В. И. Равдоникаса, В. П. Петренко [Шмидехельм, 1959, табл. VI, 1, 4; Kivikoski, 1939, табл. XXVI, 5; Kivikoski, 1973, табл. 63, 553; Петренко, 1994, рис. 39, 12]. Однако дериваты вендельского периода уже существенно отличаются от своих прототипов преимущественно четко выраженной остротреугольной формой пера с более удлиненными и разведенными в стороны шипами (см. рис. 1: 8, 10, 11, 19). Сюда же, по-видимому, можно отнести и основную часть наконечников из материалов финно-угорских древностей Поволжья и Прикамья [Голдина, 1985, тaбл. XXVII, 3134; Финно-угры и балты… 1987, табл. XLII, 25; LIX, 9; LXI, 35].

Подытоживая, следует отметить, что рассматриваемая категория вооружения имеет несомненную значимость в качестве индикатора синхронизации древностей римского времени эпохи Великого переселения народов. Проникновение оружия и других вещей «западного» образца в восточноевропейскую среду не могло не оказать существенного влияния {33} и на развитие местных форм и традиций, маркируя сложные процессы межкультурного взаимодействия [Werner, 1981, с. 695–701; Kazanski, 1992, с. 75–122; Шименас, 1990, с. 72–74; Щукин, 1994, с. 283–286; Каргопольцев, 1997, с. 88–96].

Для эпохи викингов двушипные дротики — как вид боевого оружия — уже не характерны. Немногочисленные же образцы двушипных наконечников копий древнерусского периода (IX–XI вв.), по мнению исследователей, являлись уже специфически охотничьим оружием [Древняя Русь… 1985, с. 309, табл. 126, 19, 20].


Аун М. Археологические памятники второй половины 1-го тысячелетия н. э. в Юго-Восточной Эстонии. Таллинн; Олион, 1992.

Галанина Л. К. Скифские древности Поднепровья (Эрмитажная коллекция Н. Е. Бранденбурга) // САИ. 1977. Вып. Д1-33.

Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск, 1985.

Древняя Русь. Город. Замок. Село // Археология СССР. М., 1985.

Еременко В. Е., Журавлев В. Т. Хронология могильника Чаплин верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры // Проблемы хронологии эпохи латена и римского времени. СПб.; Ойум, 1992.

Казакявичус В. К. Наконечники копий в Литве V–VIII вв. Ч. 1: Черенковые // Труды АН Лит. ССР. 1978. 1 4; Ч. 2: Втульчатые // Труды АН Литовской ССР. 1979. 12.

Каргопольцев С. Ю. Северо-Запад Восточной Европы III–VI вв. в контексте общеевропейских древностей (некоторые проблемы хронологии и взаимосвязи) // Этногенез и этнокультурные контакты славян. Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. М., 1997. Т. 3.

Кравченко Т. А. Шатрищенский могильник // Археология Рязанской земли. М., 1974.

Митрофанов А. Г. Железный век Белоруссии. Минск, 1978.

Петренко В. П. Погребальный обряд населения Северной Руси VIII–X вв. Сопки Северного Поволховья. СПб., 1994.

Финно-угры и балты в эпоху средневековья // Археология СССР. М., 1987.

Фурасьев А. Г. О времени и обстоятельствах гибели городища Демидовка в верховьях Днепра // Ладога и Северная Европа. СПб., 1996.

Шадыро В. И. Ранний железный век Северной Белоруссии. Минск, 1985.

Шименас В. Великое переселение народов и балты // Археология и история Пскова и Псковской земли. Тезисы докл. научно-практ. конф. Псков, 1990.

Шмидехельм М. Х. Городище Рыуге в Юго-Восточной Эстонии // Вопросы этнической истории народов Прибалтики. М., 1959.

Шмидт Е. А. Вооружение и снаряжение воинов-всадников тушемлинских племен Поднепровья // Гiстарычна археалагiчны зборнiк. Мiнск, 1995. 1 6.

Щукин М. Б. На рубеже эр. СПб.; Фарн, 1994.

Hines J. The Military Context of the adventus Saxonum: some continental evidence // Weapons and Warfare in Anglo-Saxon England. Oxford University Committee for Archaeology. 1989. № 21.

Ilkjaer J. Illerup Ádal. Die Lanzen und Speere // Jutland Archaeological Society Publications. XXV. Bd 1–2. Árhus, 1990. {34}

Kaczanowski Р. Klasyfikacja grotôw broni drzewcowej kultury Przeworskiej z okresu rzymskiego // Klasyfikacje zabytków Archeologicznych. Kraków, 1995. I.

Kazanski M. Quelques paralleles entre l'armement a l'Occident et a Byzance (IV-me — VII-me s.) // Actes des IX-mes journeés d'Archéologie Merovingienne: Gaule Merovingienne et monde Mediterrannen. Lattes, 1988.

Kazanski M. Les Goths (Ie — VIIе siecles ap. J.-C). Paris, 1991.

Kazanski M. Les arctoi gentes et l'«empiere» d'Hermanaric // Germania. 1992. № 70/1.

Kazanski M., Legoux R. Contribution á l'étude des témoignages archéologiques des Goths en Europe Orientale á l'époque des Grandes Migrations: la chronologie de la culture de Cernjachow récente // Archéologie Médiévale. 1988. T.XVIII.

Kivikoski E. Die Eisenzeit im Auraflussgebiet // SMYA. 1939. № XLIII.

Kivikoski E. Die Eisenzeit Finnlands. Helsinki, 1947. I.

Kivikoski E. Finland. London etc, 1967.

Kivikoski E. Die Eisenzeit Finnlands. Bildwerk und Text. Neuausgabe. Helsinki, 1973.

Łaszczewska T. H., Zabkiewicz-Koszańska A. Osadnictwo na terenie powiatu sieradzkiego w okresie staroźytności // Studia i Materialy do Dziejów Ziemi Sieradzkiej. 1962. 1.

Leube A. Die römische Kaiserzeit im Oder-Spree-Gebiet // Veröffentlichungen des Museum für Ur- und Frühgeschichte Potsdam. Berlin, 1975. Bd 2.

Mandel M. Ausgrabungen einer Steinsetzung in Lihula // Известия АН ЭССР. 1976. 1 1.

Périn Р., Forni Р., Joubert Р. Au temps des royaumes barbares. Des Grandes Invasions à Charlemagne (IV-e — IX-e siécle) // La Vie privée des Hommes. Paris; Hachette, 1984.

Stubavs A. Kentes pilskalns un apmetné. Rigá, 1976.

Tejral J. Einige Bemerkungen zur Chronologie der späten römischen Kaiserzeit in Mitteleuropa // Probleme der relativen und absoluten Chronologie ab Latènezeit bis zum Frühmittelalter. Kraków; Secesja, 1992.

Vedel E. Bornholms oldtisminder og oldsager. Kjøbenhavn etc, 1886.

Werner J. Bemerkungen Zum nordwestlichen Siedlungsgebiet der Slawen im 4.–6. Jahrhunderts // München Beiträge zur Vorund und Frühgeshichte, 1981. Bd 16/1.

Wolagiewiczowie R. a M. D. Uzbroenie lundności Pomorza Zachodniego и progu n.e. // Materialy Zachodnio-Pomorskie. 1963. T. IX.


* Данная работа не является сводкой находок двушипных наконечников дротиков в материалах европейских древностей. Задачи подобного рода исследования выходят за рамки рассматриваемой проблематики.


[1] Слово «Дротики» добавил я, в книге оно начиналось с «Восточной Европы» — HF.

Источник: Скандинавские чтения 1998 года. — СПб.: Наука, 1999. [СЧ1998]

Сканирование: Дарья Глебова

OCR: Halgar Fenrirsson

{29} — так обозначается конец соответствующей страницы.