Песнь о Ѓимире

1, III На прутьях гадали следующим образом. Врезали в кору прутьев (или прямо в кусочки коры) волшебные знаки (руны) и затем вынимали (или вытряхивали) известное количество их из сосуда (или шлема), где они были смешаны. На основании сочетания тех знаков, которые таким образом выпадали, делались заключения о предмете гаданья.

Гаданье на жертвенной крови (по ее количеству, цвету, по тому, как она вытекает из тела убитого животного) — распространенный вид гаданья в языческой древности, как у германцев, так и у других народов.

Применение, да еще и со стороны богов, торжественного гадания к такому случаю, как варка пива — представляется мне просто юмористическою выходкою древнего поэта. С.

1, IV Эгир — повелитель морей, стихийное существо, по-видимому, лишь наполовину дружественное богам, сын исполина Форнйотра.

2, II «Житель весей скалистых» — т. е. исполин. В данном случае сын исполина Эгир.

2, III Иггр — название Одина. Сын Иггра — громовый бог Торр.

3, III Сиф — богиня плодородия. Муж ее Торр.

4, III Тир — бог войны. Первоначально божество неба.

5, I Эливагар — «бурные воды». Мировой поток; по одному толкованию (Могк) Млечный Путь.

5, II Ѓимир — морской исполин; олицетворение, как кажется, замерзшего, «зимнего» моря.

5, III Здесь Тир оказывается сыном Ѓимира, тогда как вообще он считается сыном Одина, асом.

Быть может, тут надо видеть следы прежнего представления о Тире как о боге (дневного) неба, имеющего свое «начало» в морских волнах (Геринг).

Возможно и то, что слово отец употреблено произвольно вместо отчим, и Ѓимир был только мужем матери Тира, но не его отцом.

7, II Эгиль — по-видимому, то же самое лицо, которое было отцом служителя Торра, Тйальфи; во всяком случае некто, к кому Торр и его спутник обращаются за гостеприимством и оставляют у него запряженную козлами колесницу громового бога (вероятно для того, чтобы при приближении к жилищу Ѓимира гром колесницы не выдал сразу ее владельца).

8, I бабка Тира — мать Ѓимира, многоголовая исполинша. Многоголовые исполины нередко фигурируют в сказаниях. Однако такое число голов, как девятьсот — не позволяющее воображению создать сколько-нибудь определенную фигуру — скорее заставляет предположить аллегорию (если только правильно чтение текста в этом месте), и вернее всего, что аллегория опять таки связана с морем.

8, III другая хозяйка — жена Ѓимира. Судя по ее «светлым бровям», а также по ее враждебному отношению к супругу-великану и благожелательности к богам — это красавица из рода асов, вероятно насильно похищенная Ѓимиром. Таким происхождением оправдывалась бы возможность для автора песни — если даже он считал Тира сыном Ѓимира — причислять его к асам, по матери.

9, II Котлы висели на перекладине вдоль стены.

10, IV «лес подбородка» — борода.

(11) Хозяйка. В подлиннике frilla — «подружка», «возлюбленная». Т. е. подруга Ѓимира, имя которой не названо.

11, IV Из текста ясно, что противник Ѓродра — Торр. Но о личности Ѓродра не имеется сведений. Надо думать, что это один из побежденных Торром исполинов.

11, V Вэорр — «Освятитель». Прозвание это присвоено Торру, по всей вероятности в связи с освящающим значением его молота. С.

12, III, IV По толкованию Уланда, разрушительная сила взора исполина — от которого трескается столп — обозначает разрушительную силу зимнего мороза.

13, II Уцелел именно котел, за которым боги н явились к исполину.

14, II Торр «печалит жен турсов» тем, что истребляет их мужей (иногда, впрочем, и их самих. См. «Ск. о Ѓарбардре», 23). Рассказ о поведении исполина характерен для древнегерманских понятий о гостеприимстве, в котором не отказывалось даже заклятому врагу.

16, И друг Ѓрунгнира — Ѓимир. Ѓрунгнир — исполин, с которым бился Торр, победивший и убивший его.

17, I Речь идет о морском лове на (донную) удочку.

18, I «если смеешь». Подходить к стадам полудикого скота было небезопасно, не говоря уже о том, чтобы отвести и убить одного из быков.

18, II «Обитатели гор» — употребительный эпитет исполинов.

(20) Чтобы буквально сохранить слегка комичную, в высшей степени характерную фразу Ѓимира, мне, к сожалению, пришлось пропустить обращение к Торру «Повелитель кораблей», не умещавшееся без нарушения ритма в эту реплику.

Это обращение, вообще не характерное для Торра, истолковывается как указание на предстоящую морскую поездку. С.

20, II После этой строки пропуск, не менее чем в четыре строки, где должно говориться о иачале поездки.

В следующей из сохранившихся строф Ѓимир и Торр уже находятся в ладье на море. С.

21, I Уроду, т. е. Ѓимиру, átrunn apa — следовало бы объяснить своеобразный эпитет: «потомок обезьяны», сохранить который здесь не удалось. Вероятно, он позднего происхождения.

23, II Под Чудовищем в данном случае подразумевается исполинский морской змей Йормунгандр, сын Локи и исполинши Ангрбоды, окружающий земной мир своим телом — «Опоясатель Земли», «Враг асов», против которого Торр выступит и при кончине мира («Прор. Пров.», 50; 56).

24, III Соратник Волка — все тот же Змей. Как и Волк Фенрир, его брат, он будет в последней мировой битве предводительствовать чудовищами, врагами богов.

24, IV «Холм волос» — голова. В данном случае метафора применена лишь в общем смысле. Вряд ли можно предполагать, что автор песни представлял себе змея с действительными волосами на голове.

25, III Этою строкою я восполняю пропуск в тексте на основании отрывка Снорровой Эдды, где рассказывается тот же эпизод и сообщается, что великан, чтобы спасти Змея (врага богов и родича великанов), перерубил лёсу, вследствие чего Йормунгандр нырнул обратно в море.

Здесь, как и везде, я восполняю по смыслу — не имея в виду восстановления подлинных слов текста. С.

26, I В пропущенной строке говорилось, как предполагают, что Торр побил исполина.

По другому варианту сказания, Торр убил его.

27, II «козел валов», «водяной конь» — метафорические изображения корабля.

28, IV вепри бурунов — киты.

29, II По-видимому Ѓимир поставил условием выдачи котла — доказательство превосходства в силе со стороны Торра.

29, IV кубок. Имевшийся у Ѓимира и отличавшийся необычайною крепостью хрустальный кубок.

31, III Геринг указывает на распространенность древнего верованья, что нет ничего тверже великаньей головы.

32, III «шелома носитель» — голова.

32, IV По мнению комментаторов, расколотый хрустальный кубок символизирует весеннее разрушение льдов, сковывающих море зимою.

35, I отец Моди — Торр. Его сыновей звали Моди и Магни. За этою строфою, по-видимому, пропуск; здесь, вероятно, сообщалось, что боги пустились в обратный путь.

36, I. Отошли. Употребленный в подлиннике глагол fara может одинаково означать и «идти», и «ехать». Несмотря на то, что в 36 и 38 строфе имеется тождественное выражение «forót lenge», я считаю несомненным, что оно должно быть переведено в первом случае: отошли недалеко (собств.: «шли недолго»), а во втором отъехали недалеко («ехали недолго»). Если Торр снял с головы котел при приближении исполинов, — ясно, что в этот момент котел, настолько огромный, что ушки его доходили до пят несшему, еще находился на его голове; при таких условиях ему невозможно было бы править колесницею. Следовательно, нападение на богов произошло до того, как последние взошли на свою колесницу. Напротив, в 38 ясно говорится, что один из запряженных козлов упал в пути; стало быть, боги уже взяли свою колесницу и ехали. С.

36, IV «многоглавое племя» — исполины. Среди них многие имели по нескольку голов.

37, IV «киты пустыни» — исполины.

(38) Здесь всплывает эпизод, рассказываемый в саге по другому поводу (Gylf., 44).

Торр, в сопровождении Локи, странствовал однажды по земле в своей колеснице, запряженной козлами. Они остановились ночевать в жилище земледельца (лицо, вероятно, тождественное с Эгилем). К ужину Торр убил своих козлов, велел их сварить и подать. Он пригласил принять участие в трапезе и хозяина с его детьми, которых звали Тйальфи и Рöсква. Торр велел все кости от съеденных козлов бросать на обе козлиные шкуры, положенные им у очага. Все так и сделали, за исключением Тйальфи, который тайком взял себе одну кость и разгрыз ее, чтобы полакомиться мозгом. На утро Торр чудесным образом оживил обоих козлов; но оказалось, что один хромает, оттого, что кость ноги у него не цела, и тогда открылась проделка Тйальфи.

Каким образом, однако, причиною этого мог оказаться Локи — совершенно не видно. Единственное, что можно предположить, исходя из личных особенностей Локи и его обычного поведения — это то, что он посоветовал Тйальфи разгрызть кость. Но это предположение остается, разумеется, чистейшей гипотезой. С.

(39) «обитатель пустыни», т. е. тот, в чьем жилище Торр ночевал, — отдал ему в услужение своих детей Тйальфи и Рöскву, которые впряглись в его колесницу вместо охромевшего козла.

Тйальфи часто фигурирует в песнях и сагах, в качестве служителя и оруженосца Торра.

40, IV Т. е. до осени.

Если считать котел Эгира — аллегорией моря, то эта строка относится к осеннему замерзанию вод, после которого «котлом» пользоваться нельзя.

Общие замечания

«Песнь о Ѓимире» сохранилась целиком в Codex Regius, 2365, а также в Codex Arnamagnaeanus, 748. Она принадлежит к позднейшим эддическим песням, и состав ее отличается некоторою сложностью: в ней скомпонованы в одно и подвергнуты некоторой формальной переработке несколько мифов, первоначально не связанных между собою: миф об исполинском котле, добываемом Торром, миф о борьбе его со змеем Йормунгандром, сказание о том, как охромел один из козлов, везущих колесницу Торра. Весь этот материал почерпнут автором песни из различных источников и скомбинирован в некоторых случаях довольно искусно: видно, что тут имело место не случайное слияние эпических мотивов, а сознательная литературная работа сведущего и не лишенного дарования автора. Правда, последнее оказывается не везде одинаково на высоте задачи; наприм., эпизод с козлом Торра введен в повествование весьма неожиданно и нескладно. Но автору бесспорно удалось придать произведению общий тон, определенный стиль. И этот стиль, характерный для сравнительно поздней эпохи, богатый свойственными скальдам метафорическими эпитетами «kenningar» («лес подбородка» — борода, «холм волос» — голова, «козел валов» — лодка, ладья и т. п.), отличающийся несколько осложненным построением фразы — свидетельствует о том, что автор принадлежит к числу скальдов довольно поздней поры, конца X века. Среди несколько искусственных литературных приемов этой эпохи местами выделяются в «Песни о Ѓимире» отрывки, дышащие простотою и силою настоящего древнего эпоса:

Заревели чудовища, горы отгрянули —
Вся земля всколебалась и дрогнула, древняя… (23)

Или наивные реплики, проникнутые первобытною непосредственностью и выразительностью, в роде обращения Ѓимира к Торру:

Еще хуже, когда ты на промысел ходишь,
когда за едою ты в доме сидишь! (20)

Этот крайне простой тон рядом с замысловатыми скальдическими приемами в других строфах лишний раз дает почувствовать разнородность элементов, из которых составилась «Песнь о Ѓимире».

Мифы, фигурирующие в этой песни, вдохновляли ряд поэтов (Браги, Эйлиф, Эйстейнн, Ульфр Угассон и др.). В настоящее время трудно решить, в каком взаимоотношении находились произведения их между собою; по той же причине и вопрос о непосредственных источниках «Песни о Ѓимире» остается спорным. Не может быть речи о том, чтобы Снорри пользовался ею (Gylfag., 47); она не могла быть ему известна1; скорее и Снорри, и автор «Песни о Ѓимире» должны были пользоваться общими источниками.

Христианские влияния в «Песни о Ѓимире» отсутствуют. Могк считает ее продуктом цельного, еще не тронутого никакими разлагающими исканиями, язычества.