С. Н. Сыромятников

Балтийские Готы и Гута-сага1

(Посвящается Аристу Аристовичу Кунику).

Афетово бо и то колѣно: Варязи, Свеи; Урмане, Готѣ, Русь...

Идоша за море къ Варягомъ къ Руси, сице бо ся зваху тьи Варязи Русь, яко со друзіи зовутся Свое, друзіи же Урмане, Анъгляне, друзіи Гъте; тако и си.

I.

В западной части Балтийского моря, на расстоянии 95 верст от берегов Швеции, лежит большой остров Готландия, почти посредине между Кольмарским берегом с запада и Курляндским с востока. Разделяя Балтийское море на два, почти равной величины, пролива, он сторожит путь на юг из России и Швеции; за это издавна зовут его «оком Восточного моря» (Östersjöns Öga).

Его известковая, прорезанная на юге песчанником масса поднимается от 9 до 14 сажень над уровнем моря, обрываясь в него острыми скалами (klintar). Посредине вздымаются невысокие горы, острова того времени, когда площадь Готландии была еще под водою. Тогда спустились на него с Скандинавских гор толстые обломки гнейса, гранита и порфира, которые разбросаны по всему острову, местами сплошь покрывая почву.

Не смотря на значительное пространство острова (122 версты длины, 3152 квадр. километров), на нем нет ни озер, ни долин, ни рек, во есть много болот, мало по малу превращающихся в торфяники и в накатную землю. Два-три ручья пропадают в известковой почве, пересыхая летом, и только по берегу моря попадаются ключи, на столько сильные, что без плотин приводят в движение мельницы. Там и сям торчат отдельные свалы, которые народ зовет каменными великанами (stenjættar). 26

Но остров далеко не представляет собою пустыни: он плодороден и отличается мягкостью климата. В его главном городе Визби с удивлением встречаешь роскошные тутовые деревья и стены домов, сплошь увитые плющом.

Его 53,000-ное население — Шведы — занимается хлебопашеством, скотоводством, обжиганием извести и только в Визби — торговлей. Остров представляет полунезависимую страну с собственным войском (nationalbevering:), в котором должен служить от 18 до 50 лет каждый гражданин. Зависимость от Швеции выражается тем, что Готландия доставляет шведскому военному флоту 260 матросов.

Ее обособленное положение сохранило много древнего в обычаях, народной поэзии и в языке, отличающемся обилием двоегласных. Путешественника поражают там 90 церквей с стоящими вблизи них четырехугольными башнями (kastaler), в которые укрывалось в старину население от неприятельских набегов.

Описание замечательных памятников готландской архитектуры, относящихся по большей части к XIII веку дает Brunius. Русские читатели ознакомятся с ними из интересного очерка С. В. Арсеньева, который путешествовал по Готландии летом 1890 года вместе с королевским шведским антикварием Гильдебрандом и описал его архитектурные памятники.

Главный город острова, Визби (Visby), расположенный на берегу моря, на склоне горы Клинта, вышиною в 14 саж., занимает едва половину того пространства, которое в XIII веке охватывали его четырех-верстные стены. В средние века в нем было более 20000 жителей, в 4 раза больше чем теперь.

С моря город, окруженный древними стенами, увенчанными 38 башнями, с своими развалинами романских церквей представляет редкое по красоте и странное зрелище, точно обломок чужой, давно пережитой эпохи. Визби — город прошлого, и его слава ушла в даль веков, точно серое, обманчивое море, которое далеко отошло от его старой гавани, превратившейся теперь в песчаные низины и сады. Его убило нашествие Монголов на Россию и открытие нового пути на восток мимо мыса Доброй-Надежды.

А древняя история Готландии заслуживает того, чтоб ее изучали. Этот остров играл с IX по XIV век не громкую, но значительную роль торгового посредника между востоком и западом, между Арабами, Новгородцами и Финнами с одной, Скандинавами и западными Европейцами с другой стороны. Но пересылая на запад меха, воск, закамское серебро, византийское золото, вина и фрукты, арабские диргемы и ткани в обмен на фряжские мечи, кольчуги и украшения, Готландия передавала в ту и другую 27 сторону технические знания, новые художественные стили, песенные и сказочные сюжеты и, может быть, религиозные верования. Через нее прошли на север Норвегии арабские весы с разновесом и индейская брошь, зарытая под руническим камнем старой Сигтуны. Быть может, с ее художественно иссеченных скал (Alskogs stenen и др.) попали в заставки новгородских рукописей точные снимки с вырезанных там «драконов и змей, которые из своей пасти выпускают древесную ветку, а хвостом перевивают зверей, чудовищ и человеческие фигуры, руки и ноги которых вплетены в перевивы ремней и змеиных хоботов». Через Готландию прошел в нам в новгородскую летопись из шведской песни «поганый злый Дедрик из Берна», взяв в обмен в свою норвежскую Тидрик-сагу Илью русского, Илью Муромца русской былины. Не оттуда ли пришел к нам через остров Даго и через прибалтийские дебри светлый Даж-бог, бог скандинавского дня, в обмен на славянскую молнию — mjölni, — попавшую в оружие к скандинавскому Тору? И наверно оттуда шли к нам варяжские попы, к которым в XII веке носили детей на молитву и которых хоронили в Киеве в особой варяжской пещере.

В средние века Готландия была местом борьбы пришлого немецкого населения е туземцами и, может быть, с перебравшимися туда из разрушенного датчанами Юлина поморскими славянами. Судьба этих народностей в Готландии есть сколок той роли, которую играли они на арене истории: здесь в зачаточном виде можно наблюдать то же явление, которое в грандиозных размерах проявилось в онемечении датского Шлезвига и почти всего западного славянства.

Наконец, для нас русских изучение готландских древностей особенно интересно и поучительно, так как оно может пролить свет на связи древней Руси с западом. Доставляя приют и помощь русским князьям, которым не посчастливилось на родине, и присылая к нам конунгов вроде Рогволода и Якуна, Готландия, с ее русским гостиным двором и русскою церковью, служила морской станцией русским купцам, которые ходили оттуда в Данию (1134 г.), Шлезвиг (1157), Любек и в шведские города: Нючёпинг (Новоторжец 1188), Тросу (Хоружка 1188) и в Сёдерчёпинг (1253), привозя туда меха, мед, воск, русские щиты (clippei rutenici 1337 г.) и серебряные позолоченные вещи (ciphi argentei deaurati de opere rutenorum, 1319 г.). 28

II.

Жители Готландии называли себя в древности, как и теперь, Гутами2, свой остров Гутландией. Древние Скандинавы называли их Гаутами (Gautar), различая их от Готов (Götar), населявших юго-восточную часть нынешней Швеции, и, разумеется, от Шведов (Svear), обитавших в северо- восточной ее части.

Древняя повесть о начале Готландии — Guta-saga, как мы увидим ниже, не говорит, откуда пришел на остров первый поселенец Тиельвар; из ее слов можно заключить только, что заселение совершалось с севера. Старший внук первого поселенца получил северную треть острова, второй — среднюю, младший — южную. Принимая, что население Готландии было шведского племени, мы должны бы были предположить, что заселение острова совершалось с севера, так как древнейший его город Визби лежит в северной части Готландии, на берегу, обращенном к Скандинавскому полуострову. Но археология с уверенностью говорит, что заселение Готландии совершалось с юга и что его первые поселенцы не могли быть Шведами, ибо остатки их быта и предметы обихода были другие, чем в Швеции и Гёталандии (Westgötaland и Ostgötaland) того времени. Это утверждение трезвого и ученого археолога (Hans Hildebrand, Svenska folket under hednatiden, 2 изд. 1872, стр. 193), основанное на ряде раскопов и географическом распределении находок, возбуждает в нас вопросы, откуда и когда появились на остров его первые обитатели, к какому племени они принадлежали, в каком отношении стояли они к остальным народам Скандинавии и к другим отраслям германского племени. Так как русский читатель не найдет в отечественной литературе ответов на эти вопросы, то для разрешения их нам придется сделать небольшое отступление в область древнегерманской этнографии.

Состоя в более близком родстве с летто-славянскими племенами, чем с Греками и Италийцами, Германцы, по мнению Мюлленгофа, основанному главным образом на известиях классических писателей, в древнейшие времена, далеко за пределами истории, делились уже на Восточных — Вандилиев и Западных — Суебов. От Вандилиев отделились Скандинавы, 29 тогда как древнейшие из западных германцев — Ирмионы выделили из себя Ингевонов, ушедших к морю, на север. К Рейну проникли Истевоны, прогнав оттуда Кельтов, от них произошли рипуарские и салические Франки. К потомкам Ингевонов принадлежат Англо-саксы, Саксы и Фризы; к Ирмионам — Аллеманы, сохранившие родовое имя Швабы (т. е. Суебы), Хатты, Тюринги, Лонгобарды и одна из составных частей современных Баварцев.

Это историческое разделение Германцев на восточных и западных подтвердил своими лингвистическими исследованиями Zimmer (Ostgermanisch und Westgermanisch in d. Zeitschrift f. deutsches Alterthum, XIX, 461), но и беглый взгляд на историю германских племен покажет нам, что они разделяются по характеру своему на две, ясно различные группы, в одну из которых должны быть отнесены вместе Готы и Скандинавы.

Прямые потомки Вандилиев — Готы, Вандалы и Герулы, живые, непоседливые, полные сил и какого-то беззаветного молодечества, все погибли, прогремев по Европе во время переселения народов. Память о них сохраняется теперь только в эпосе: из их племени были Эрманрих, Дитрих. Бернский и Гартунгские братья.

Такую же страсть к приключениям, потребность бродяжничества, хотя и при большей внутренней сплоченности, видим и в походах Викингов, их скандинавских родичей IX—XI веков. Как бы трезво мы не смотрели на эту эпоху, как бы не были готовы увидеть в этих бесшабашных блужданьях по Старому и даже Новому свету не рыцарскую погоню за опасностями и военными подвигами, а морской разбой, как сродство к пропитанию (Holmberg, Nordbon under hednatiden, s. 85), мы не можем не сознаться, что в этом разбое было мало коммерческой смётки и много дикой и благородной поэзии. Вчерашние разбойники делались завтра королями—тираннами в свободной Англии, благодетелями народа в порабощенной Сицилии — и, как я сказал в другом месте, за грабежи и убийства при первом знакомстве с страной, они, поселившись в ней, платились своею национальностью, платили жизнию вида. Действительно, в Скандинавах заметна какая-то особая пластичность, неустойчивость типа, податливость чужим влияниям. Куда бы они не переселялись, всюду теряли свою национальность. Нормандцы в Нормандии, Англичане в Англии, Итальянцы в Сицилии, Русские на Руси — они весьма легко ассимилировались с туземцами и оставляли незначительные следы в их языке и нравах.

Другое видим в западных Германцах, Немцах по преимуществу. Поселившись на местах, насиженных Кельтами, ближе к сфере римского духовного и политического влияния, они, казалось, хотели устояться, сгуститься прежде, чем выступить на арену истории в таких громких подвигах, 30 как их северные и восточные родичи. Усидчивые и спокойные, с медленной мыслию и без врожденного чувства изящного, они — народ-мещанин, если их восточные братья могут быть названы народом-витязем. Сдавленные кольцом Романцев и Славян, они стали расширяться по линии наименьшего сопротивления, без шума великих побед, без эпоса и народных героев, но цепко и стойко, шаг за шагом от Карла Великого до нашего времени. Они не завоевывали, не порабощали, как Готы и Скандинавы, а переваривали и поглощали туземцев. Столкновение с ними было гибельно для Скандинавов, начиная с онемечения торговых пунктов Норвегии, Дании и Швеции в XIV веке, кончая знаменитым шлезвиг-голштинским насилием в XIX-м.

Причины разделения Германцев на ветви восточную и западную лежат за пределами точной истории и нам неизвестны. Но во времена Тацита, в конце I века, умственная жизнь у всех Германцев была еще общая. Руническая азбука, религия Одина-Водана, германские названия дней недели должны были образоваться в одном каком-нибудь пункте и потом уже разошлись ко всем племенам. Впрочем этим мы не желаем сказать, чтобы разделение это произошло незадолго до Тацита. Есть основание полагать, что палеолитический период скандинавских стран принадлежит тем же народам, каким и железный, а в передаваемой Тацитом этногонии Немцев нет уже места для Скандинавов. С своей стороны и Скандинавы времен Плиния называли свою родину alterum orbem terrarium, повторяя ту же идею и в Старшей Эдде, по которой у северных людей есть своя особая прародина — Mannheimr — родина человека (Waitz, D. V. G. I, 1865, S. 6, Ak. 1).

Дальнейшее развитие Скандинавов до христианства идет независимо от западных Германцев. Язык дифференцируется, развиваются особенности в религиозных, политических и юридических понятиях. Сходство в них у Скандинавов и Немцев, кроме древне-германских переживаний, обусловливается развитием одних и тех же зародышей, передававшихся в скрытом состоянии чрез сотни поколений, прежде чем раскрыться в одинаковом учреждении и у Франка на Рейне, и у Исландца в глубине северных льдов. Влияние торговых сношений с нижними Немцами было незначительно, хотя и влекло за собою переход бродячих певцов на скандинавскую почву. В VI веке к Скандинавам перешла таким образом песнь о Нибелунгах, в XIII — сага о Дитрихе Бернском. Введение христианства на север, начатое ирландскими миссионерами в VIII и оконченное нижне-немецкими в X веке, связало север с немецким католичеством, но влияние христианства до XII века не было значительно. Независимо от христианства, 31 в Исландии XII века сознавались уже родственные связи с Англосаксами, хотя саксонский элемент, как менее культурный, чем северный, и сам подчинившийся влиянию Кельтов, не мог оказать никакого влияния на Исландцев я Норвежцев, тогда как кельтско-ирландское литературное влияние на них не подлежит уже сомнению, как и влияние внешней скандинавской культуры на Ирландцев (Zimmer).

Большое различие замечается также и в отношениях Скандинавов и Немцев к классической культуре, сначала в ее кельтской переработке, потом в чистой форме военно-административного воздействия и наконец в форме церковно-административной и духовной. Северные племена не были, подобно Франкам, Англосаксам, Баварцам, Лонгобардам, Готам, Бургундам открыты для непосредственного влияния античного мира. После отделения своего от остальных Германцев, они целые столетия оставались в географической замкнутости и, даже по выходе их на страницы истории, чуждые внешние элементы почти не имеют значения в ряду факторов их культурного развития. Первые исторические известия северных Германцев рисуют нам полную, ясную картину умирающего язычества, тогда как соответствующий период исторической жизни их южных родичей покрыт непроницаемою тьмою. На юге христианство явилось победоносным разрушителем старой культуры, на севере оно до XII века могло победить только немногие обычаи. На юге христианство предписывало законы, на севере — немногие положения «христианского права» делались обязательными только по решению веча и только в наследственной форме родного земского права, куда они включи л ось как санкционированный светскою властью отдел.

На юге литератором средних веков был монах или священник, воспитанный на церковной латыни, иногда вкусивший языческих римских поэтов, но всегда почти враждебно настроенный против народной песни, легенды, предания. На севере были народные литературные традиции скальдов, была своя историческая проза. Рядом с историком Аром, который, хотя и священник, писал историю заселения Исландии все-таки не по латыни, а на родном языке, жизнеописания королей сочиняет богатый исландский вотчинник Снор Стурлассон. На юге церковь заняла все народное воображение, ей служило искусство, литература, поэзия. Она воспитала в обществе постоянную потребность в сверхъестественном, надежду на помощь Всевышнего. На Севере даже тогда, когда прошла уже старая «дружба» к Одину, Тору и Фрею, большинство еще долгое время было более склонно верить в свои собственные силы, чем в помощь «белого Христа». Даже тогда, когда стали погребать уже не под вольным курганом, а в «освященную землю» кладбища, на могиле по-прежнему ставили камень с старыми рунами, как было при языческих 32 предках. И вместо духовных стихов и легенд, на рождественских, свадебных и поминальных «пивах» все еще звучал мирный ритм старой песни о молодецких поездках и подвигах и рассказывалась строгая сага о вражде и тяжбах минувших родов.

III.

Очертив общий характер отношений Скандинавов к средним и южным Германцам, сказавшийся, как увидим ниже, и во взаимных отношениях этих племен в Готландии, мы перейдем теперь к поставленному в предыдущей главе вопросу, откуда появилась в Готландии народность, называющая себя Гутами (Gutar). Для этой цели нам придется обратиться к двум народам, которые жили вблизи острова Готландии: к Готам Прибалтийского края, впоследствии переселившимся к Черному морю, к Готам, обитавшим в юго-восточной части Скандинавского полуострова.

Сбивчивые показания древних географов и историков указывают на берега Балтийского моря, как на местопребывание германских народов, имена которых весьма близко напоминают название Готов. В конце первого века по Р. X. Тацит слышал, что там живут Gotonos (Germ. 43), которые управляются строже, чем остальные Германцы, но не совсем деспотически (trans Lygios Gotones regnantur, paullo jam adductius, quam ceteræ Ger- manorum gentes, nondum tamen supra liberatem). Он слышал также, что готон Катуальда восстановил независимость своего племени, ранее платившего дань Марободу, между данниками которого географ Страбон тоже знает Гутонов, но под ошибочным именем Βούτονες (Zeusz 136). Географ и астроном Птолемей, писавший в конце первой половины второго века, помещает Гутов (Γοῦται, II, 11, 35) в Скандии, а Гютонов (Γύθωνες, III, 5, 20) в Сарматии, по Висле, ниже Венедов. Плиний Старший помещает и Готов и Гаудов вместе на нижнем Дунае. Англосаксонская поэзия знает и Geát’ов и Goth’ов. В своем словаре древнего поэтического языка Skaldskápamál исландец Снор Стурлассон говорит, что земли Дании в старину назывались Готландисй, а имя Гутов — ютов слышится до сих пор в названии полуострова Ютландии. Но ужо в 214 году, император Каракалла сражался с Готами на прибережье Черного моря (Spart. Carac. Cap. 10) и с этих пор начинается история южных Готов, закончивших свое жизненное поприще под ударами Велизария в Африке, под мечами Нарсеса в Италии, под натиском Мавров в Испании. 33

Во второй половине VI века Гот Иорданис, нотарий и неизвестного духовного звания, желая объяснить, откуда взялись черноморские Готы, приводит ходившее в его время предание, что они как рой пчел вылетели с острова Сканции, «этой, так сказать, мастерской племен или вернее матки народов», под предводительством короля Берига поселились между устьями Вислы и Одера, вытеснив оттуда Ульмеругов (Jord. 4, § 25), и потом уже перешли к Черному морю. Это предание, сообщенное Иорданисом, и служит главным основанием гипотезы, что черноморские Готы вышли из Скандинавии. Я говорю гипотезы, потому что не все Германисты согласны вывести дунайских Готов из Скандинавии. Некоторые из них следуют за исполином германистики Яковом Гриммом, который (Geschichte der deutsch. Sprache 506) говорит, что «никогда ни один народ германского племени но переселялся на юг, но что, согласно с великим естественным движением, переселение шло с юго- востока на северо-запад». Но авторитет древне-германской этнографии Цейс (Die Deutschen und die Nachbarstämme, 402) допускает, что южные Готы вышли с южного берега Балтийского моря, того же мнения держатся наш Нестор норманизма А. А. Куник и знаток готского языка Эдуард Сиверс в своей истории готского языка, напечатанной в 1889 году в Grundriss der germanischen Philologie Paul-я. (T. I, выпуск 2-й).

Не занимаясь специально готским периодом, я не считаю для себя возможным входить покамест в подробную оценку того и другого мнения. Мне кажется только, что важно было бы определить, — что может быть и сделано уже германскими учеными, — откуда явилась у Иорданиса уверенность, что Скандинавия именно и есть мастерская народов, что из нее, как из материнского чрева, выходят целые нации.

Современник Иорданиса, ученый Византиец Прокопий знает между жителями великого северного острова Фулы (т. е. Скандинавского полуострова; если не ошибаюсь, thual по-кельтски значит «северный») — 13 племен, но называет из них только два: Гаутов, отличающихся многочисленностью (Θουλιτῶν ἔθνος πολυάνθρωπον οί Γαυτοί εἱσιν, Bell. Goth. II, 15) и Скритифинов-лопарей, живущих «звериньским образом» (οί Σκριθίφινοι ... θηριώδη τινὰ βιοτὴν ἔχουσιν...). Если мы сравним с этой скудной картиной Скандинавии то описание двадцати пяти ее народов, которое дает Иорданис в 3 главе истории Готов, то мы придем к убеждению, что Иорданис, составляя это описание, пользовался рассказами человека, бывшего на севере, вероятно даже Скандинава, в роде короля Родульфа, который, по словам Иорданиса, презрев собственное королевство, примчался из Скандинавии на службу к готскому королю Теодорику и получил то, чего желал. А Скандинав того времени, рассказавший Иорданису о Суетах (глава 3), у которых прекрасные кони и 34 которые пересылают Римлянам через других бесчисленных народов чудесные по своей черноте соболиные шкуры, передавший ему сведения о куче различных племен, о Ваготах, Гаутиготах, отличающихся крепостью и воинственностью, об Остроготах и других народах, большинство которых находим в древней Норвегии и Швеции, Скандинав того времени, как я заметил выше, считал себя изначальным жителем полуострова, называл свою страну прародиной человека. «Скандинавия, говорит Плиний (IV, 13, 27) — страна величины необъятной. Насколько известно, только часть ее населяет племя Гиллевионов, имеющее 500 волостей. Это племя называет ее вторым кругом земли». В стихотворной Эдде Скандинавия называется Mannheimr, родина человека. Очевидно далеко от IV века было то время, когда Скандинавы отделились от своих немецких родичей, если они тогда уже считали себя аборигенами. Правда, историк Снорр (1178—1241) сообщает нам, что первые жители Скандинавии, пришли туда под предводительством бога Одина из Азии, через Россию и Данию, но этот рассказ есть позднейший домысел северных ученых, желавших объяснить совпадение слова Асы (души усопших, боги) с словом Азия и название Великая Швеция, которое Скандинавы давали южной России. При этом также не следует забывать, что Снорр старался примирить народные предания с данными современной ему науки, с которыми его познакомил воспитатель его Ион Лёфтсон, учившийся в Париже и путешествовавший по Англии и Германии3.

Сопоставляя эти данные, я считаю возможным предположить, что мнение Иорданиса, что Скандинавия была древняя родина и мастерская народов, а поэтому и родина Готов, это мнение едва ли не скандинавского происхождения, а потому и является обоюдоострым фактом, при желании вывести южных Готов из Скандинавии.

Далее, в рукописи эдикта, изданного в 643 г. лангобардским королем Ротари, находится исторический отрывок, Origo gentis Langobardorum, из которого черпал свои сведения автор истории Лангобардов Павел Диакон, живший в середине VIII века (Monumenta Germaniœ historica, Scriptores rerum Langobardicarum et italicarum sœc. VI — IX, Hannover 1878, p. 2). Этот отрывок, судя по языку, вероятно прямо переведенный с древне-немецкого, рассказывает о переселении Винилов-Лангобардов из острова Scandanan под давлением предводительствуемых Асами Вандалов. Асы просят победы у Godan’а. Но вследствие хитрости жены Godan’а — Frea, победа досталась Винилам-Лангобардам. Это предание, которого я не передаю 35 целиком, уже одним упоминанием Одина, Фреи и борьбы Винилов с Вандалами, предводительствуемыми Асами, т. е. богами, говорит о своем скандинавском происхождении, но из его содержания нельзя еще вывести, что оно принесено Лангобардами, а не занесено к Лангобардам. Исход народов из Скандинавии в доисторическое время не может быть доказан такими преданиями, а только археологией. Но мы знаем, что до периода Викингов огромные пространства Швеции были еще не засолены. Дремучие леса кишели зверями и птицами, реки и море изобиловали рыбами. Трудно предположить, что тогда, во II или III веке по Р. X., могли быть в Скандинавии причины для выселения оттуда целых народов, причины возникшие только в IX веке.

Таким образом предание об исходе из Скандинавии в среднюю Европу народов германского племени, должны быть, мне думается, отнесены к разряду скандинавских преданий, порожденных горделивою мыслию, что Скандинавия — родина человека, и занесенных в среднюю Европу в обмен на песни о Нибелунгах и Титреке Бернском, перешедшие еще в VI веке на север.

Но если известие о выходе Готов из Скандинавии мы можем принимать только как предание, то пребывание их на устьях Вислы и в нынешнем Остзейском крае (а может быть и в средней России), должно считаться фактом, вполне установленным в науке, установленным иными средствами, чем изучение саг и археология.

В своей удивительной по ясности и строгости методы работе о влиянии языков готского отдела на языки финские (Den gotiske sprogklasses indflydelse paa den finske, перевод E. Sievers’а Ueber den Einfluss der germanischen Sprachen auf die finnisch-lappischen, Halle. 1870) Вильгельм Томсен доказал еще в 1869 г, что во всех финских языках, от Западной Двины до Камы, есть целый ряд заимствованных германских слов, формы которых свидетельствуют, что заимствование происходило в первом веке по Р. X. и что местом заимствования были Остзейские провинции и средняя Россия. Основной германский язык, из которого делались заимствования, был восточно-германский, весьма близкий к готскому, и судя по окончаниям, более древний, чем язык древнейших рунических надписей IV века.

Большинство заимствований сделано Финнами для обозначения понятий государственных и относящихся до войска, внешней культуры и искусства4. 36

Этот ряд слов неотразимо свидетельствует о непосредственных сношениях финских племен с Готами, которые, весьма вероятно, господствовали над Финнами и над Славянами в первые века нашей эры. По крайней мере такие слова, как князь, усерязь, витязь, пенязь, встречающиеся но в одном древне-русском, но и в западно-славянских языках, существовали еще до шведских сношений5, хотя их неславянское происхождение не подлежит никакому сомнению.

Суммируя только что сказанное, мы придем к заключению, что в нынешнем Остзейском крае жил народ германского племени, который, как и Готландцы, именовал себя Гутами (Gutos), о чем мы можем заключить из его греческого имени Γότθοι, лат. Gotti и греч. Γόθοι, лат. Goti, а главное из имен Gutthiuda — готский народ, в одном готском календаре, и Gutanjo-wi — Го́тов святыня, в надписи на найденном около Бухареста перстне, имен, которыми обозначался этот народ, когда он из Остзейского края переселился уже на берега Днепра и оттуда к Дунаю. Скандинавское же происхождение Готов мы относим к области преданий.

История южных Готов и гипотеза об их владычестве над Финнами и Славянами, центром которого был сначала Остзейский край, а потом Киев, не составляет непосредственной задачи моего исследования. Любопытные найдут в скором времени интересные и оригинальные сведения о Готах и их отношениях к Руси в печатающихся ныне гото-русских этюдах моего ученого коллеги Фед. Алек. Брауна. Мне же важно было лишь проследить историю имени Готов в материковой Европе, и я перейду теперь к Гётам Скандинавского полуострова, ближайшим западным соседям Гутов, древних обитателей острова Готландии. 37

IV.

На два века позднее, чем Дания и Норвегия, выступила Швеция на арену истории. Ее, как и их, ввело туда христианство, возвещенное английскими н немецкими миссионерами в IX и X веках. Ко времени проповеди святого Ансгария, в 830 и 850 годах, Швеция представляла уже одно государство, состоявшее из земель, соединенных под властию Упсальского конунга. Но жители каждой земли считали себя особым, независимым от других народом, смотрели на других Шведов, как на чужаков, иностранцев. Впрочем и теперь еще шведский крестьянин называет жителя другой волости utländing’ом, иностранцем, а у нас в 1471 г. Новгородская судная грамота говоря: «Псковитянину не послуховать, ни одерноватому холопу», считала гражданские права Псковитянина равными правам раба, т. е. смотрела на него как на бесправную личность, как на иностранца. Но мы не имеем еще права заключать из этого, что Новгородцы и Псковичи принадлежали к различным племенам.

Каждая шведская земля имела особое право, особое управление, особые повинности. В каждую должен был явиться новоизбранный упсальский король, чтобы народ на вече признал его своим земляком; п только тогда, когда король дал клятвенное обещание соблюдать земское право, народ приносил ему присягу на подданство.

Ко времени введения христианства эти шведские народны или земли образовали две главные группы — Свеев и Гётов. От Свеев пошло и имя Швеции — Svia-veldi (Свеев-волость), Sveariki (Свеев-государство) и сокращенное Sverge. Границу этих двух племенных групп составляли дремучие леса Тивед, между озерами Венером (Wenern) и Веттером (Wettern), и Кульморд, Silva Carbonnaria, между Веттером и Балтийским морем. К северу, выше леса, ofvanskogs или northanskogs, жили Свеи, к югу от леса, за лесом, Sunnanskogs или utanskogs, — Гёты. Племенное и политическое различие этих народностей было весьма значительно. Когда король Карл Сверкерсон († 1167) сделался, после долгих междоусобий, королем всей Швеции, он назвал себя не королем верхних и южных Свеев и восточных и западных Гётов, но королем Свеев и Гётов, из чего следует, что между Свеями и Гётами было бо́льшее племенное и государственное различие, чем между верхними н нижними Свеями. Автор написанной в 1470 году, в эпоху онемечения шведских городов, готской хроники (Chronica Gothorum) Ericus Olai предполагал даже для объяснения имени Швеции — Sveariki — существование немецкой формы Zwerike — двойное государство. 38

Не мало потрачено было труда н ученого остроумия, чтобы определить отношение Свеев к Гётам. Норвежские историки Кейзер и Монк (Munch)r а за ними и шведский археолог Ганс Гильдебранд полагали, что бронзовая культура Швеции соответствует готскому периоду, более древний железный век — гётскому, а младший — шведскому. Говорили о переселении Гётов из Дании, а Свеев с долины Волги. Но история Швеции имеет слишком мало данных, чтобы решить этот вопрос самостоятельно, она должна искать помощи у антропологии, археологии и у науки о языке. Ответы же этих наук неблагоприятны для теории последовательных вторжений в Скандинавию.

Первый вопрос, который надо решить в этом направлении, есть вопрос об отношении древнейших обитателей Швеции к ее нынешним жителям. В своей работе die altnordische Schädel zu Kopenhagen (Archiv für antropologie 1870) профессор Вирхов приходит к выводу, «что шведские черепа каменного века более схожи с новошведскими черепами, чем большинство черепов из датских могил каменного века, признаваемых относящимися к тому времени», т. е., что древнейшие обитатели Швеции имели другой антропологический тип, чем древнейшие жители Дании и что этот тип близок к современному. Что касается краниологического отношения Шведов к Гётам, то шведский антрополог бар. Дюбен в своем мемуаре Sur les caractères craniologiques de l’homme préhistorique en Suède приходит к заключению, что если Свеи и Гёты доставили элементы для образования современного населения Швеции, то они не составляли двух рас, а одну6.

Один из солидных авторитетов шведской археологии — Монтелиус, в своей замечательной книге: Швеция в языческую эпоху и в средние века (Sveriges hednatid samt medeltid, Stkh. 1877) показал, как мне кажется,, ненужность предположения последовательных вторжений в Швецию новых народностей и доказал непрерывность развития ее культуры от эпохи неполированного камня до железного века, перенеся центр тяжести на торговые сношения с югом, откуда двигалась в Скандинавию и бронзовая, и 39 железная культура7. Судя по датским торфенникам, уже за 3000 лет до нашего времени в Дании жил народ каменной культуры, который стал распространяться на север, в Сконию (Шонен) и оттуда по берегам рек н озер и по берегу моря в нынешнюю Швецию. В Сконии найдены ¾ всех известных в Швеции могил каменного века, тогда как на восточном берегу Швеции и на островах Ёландии и Готландии не найдено еще ни одной могилы и очень мало каменных вещей.

Появление бронзового периода в Швеции, относящееся приблизительно во времени Саломона, когда уже Финикийцы, Египтяне и другие обитатели восточного побережья Средиземного моря заменили бронзу железом, не было следствием вторжения новой народности, но не могло быть и следствием внутреннего развития, так как на всем пространстве Скандинавии не найдено ни одного местонахождения олова, без чего нельзя говорить о туземной бронзе. Отсутствие в находках, сделанных в Финляндии и России, бронзовых вещей той формы и стиля, который отличает вещи восточно-скандинавского бронзового века, заставил ученых искать на юге источник бронзовой культуры Швеции, и он был найден в Этрурии для начала периода и в Греции для его конца.

Дело в том, что появление бронзового периода в Швеции находится к несомненной связи с торговлею янтарем в древности8. Этот драгоценный продукт берегов Балтийского моря привозили на юг двумя путями, на Британию и Марсель для датского и западно-немецкого янтаря, по Висле, чрез Панонию, для янтаря восточно-прусского и шведского. Монеты Филиппа II македонского, найденные в Готландии, монеты Дмитрия Полиоркета (294—287 до Р. X.), найденные в Прибалтийском крае, монеты из Сиракуз и Тазоса, встречающиеся в Познани, монеты Александра Великого, рассеянные по Тюрингии, Венгрии, Семиградью и восточному Дунаю, показывают с достаточною ясностью, по какому пути шла в Швецию бронза, так как во всех этих местах почти всегда вместе с ними находимы были и бронзовые вещи. Центром торговли бронзою был Гальштат в Австрии, где найдены были в одной могиле янтарь с севера, и меч с рукояткой из слоновой кости и раковины Cypraea Monteo с дальнего юга. Раковины [40] эти, еще и теперь служащие в Африке мелкою разменною монетою, были находимы также и в Готландии, в могилах бронзового века.

Подобно тому как возникновение бронзовой культуры в Швеции может быть объяснено помимо всякого вторжения нового народа, так причины возникновения железного периода надо искать в римском влиянии, шедшем через римских и немецких купцов. Эти купцы, уже во времена Тацита посещавшие северо-восток Германии, занесли на север железные вещи и научили Скандинавов ковке этого металла, как занесли они туда и предметы роскоши, вышедшие из римских мастерских Италии, Англия и Голландии, и находимые в большом количестве в шведских кладах.

И так мы имеем право заключить, что возникновение культуры в земле Свеев и Гётов и развитие ее на пространстве полутора тысячелетия не требует для своего объяснения предположения о вторжении других, хотя бы принадлежащих к той же расе народов, но нам важно узнать, нет ли в истории восточно-скандинавского языка таких фактов, которые подрывали бы доверие к гипотезе непрерывного развития. Для положительного решения этого вопроса мы имеем слишком мало данных, так как самые древние памятники северного языка — рунические надписи — не восходят далее IV века нашего летосчисления, принадлежа, таким образом, к старшему железному периоду. Но по мнению Софуса Бугге, авторитетного в вопросах истории древне-северного языка, объяснение развития языка с этого времени тоже не требует предположения об иноплеменных вторжениях и даже исключает его.

(Окончание в следующей книжке).9


Примечания

1 Этот опыт представляет отрывок из неоконченного исследования автора о древних сношениях Руси с Скандинавами. Отсюда его недостаточная обработка. Перечень источников читатели найдут в книжке W. Molér’а, Bidrag till on gotländsk bibliografi, Stockholm, 1890.

2 Gutar, с коротким и; ему вполне соответствует древне-русский ъ в слове Гъте, которому, таким образом, незачем было образовываться из латинской формы Guthones, как полагает Г. Соболевский (История русского языка, стр. 43). Любопытно, что В. Н. Татищев (История Российская, книга 2, Москва 1773, стр. 11) приводит форму Гути: «Варяги бо суть разных званий, яко Свиа (Шведы), Урмани, Ингляне и Гути (Готы); а сии особно Варяги Руссы (се есть Фини) зовутся».

3 См. подробности у R. Keyser'а: Om Nordmændenes Herkomst og Folke-Slægtskab в Samlinger til det norske Folks Sprog og Historie VI, 2, s. 332.

4 Финское kuningas есть древне-западн. германское kunigaz (оно же заимствовано и Славянами — кънѧзь, кънѧг-ыни и Литовцами), финское ruhtinas — древне-зап. герм. druhtinaz (государь), финское airut (вестник) — гот. airus; фин. rengas (кольцо) — др. верх. нем. hrinc из hringaz; финс. nakla (гвоздь) — гот. nagljan; фин. satula (седло), akana (мякина), lammas (теленок), суть тоже германские заимствования. В своей последней работе: Соотношения между финскими и балтийскими (литовско-латышскими) языками (Beröringer mellem de tinske og de baltiske (litauisk—lettiske) sprog, 1890) Vilhelm Thomsen склоняется еще сильнее к тому мнению, что оригиналом для финских заимствований служил язык готский.

5 Сравн. формы: варяг, колбяг, несомненно скандинавские позднейшие заимствования.

6 Congrès International d’anthropologie et d’archéologie préhistoriques, 7-e session à Stockholm, 1874, vol. II p. 690. Далее: «j’ai trouvé la amême forme de crânes dans les tombaux préhistoriques, qu’ils appartinssent à l’age de la pierre, du bronze on du fer... J’ai vu en grand nombre des descendants do mariages contractés entre des suédois, des finnois et des lapons, trois races bien distinctes. Eh bien, dans ces descendants de mariages mixtes, je n’ai jamais vu des formes crâniennes intermédiaires, pas même dans la 2-me ou la 3-me genération; ils ont toujours eté ou suédois, ou finnois, ou lapons. On у distingue un atavisme continuel, uno lutte atavique, si vous me permettez cette expression, mais l’une ou l’autre des races est prédominante».

7 Hildebrand, op. cit., стр. 17 держится противоположного мнения, на том основании, что не найдено вещей переходных эпох, но были сделаны лишь смешанные находки. Его аргумент парализуется тем обстоятельством, что недавно найдены бронзовые топоры, представляющие точные копии с каменных, украшенные таким же орнаментом н т. п.

8 Об ней см. у Бережкова «О торговле Руси с Ганзой до конца XV в. Спб. 1879, глава I, и у Hjalmar Stolpe Sur l’origine et le commerce de l’ambre jaune dans l’antiquité, Congres de Stockholm, II, p. 777.

9 Не было напечатано — прим. OCR

Источник: Сыромятников С. Н. Балтийские Готы и Гута-сага // Живая старина. Периодическое издание Отделения этнографии Императорского Русского географического общества. 1892. Вып. I. – Спб.: Типография С. И. Худекова, 1892. – С. 25–48.

Текст подготовил к публикации на сайте Александр Рогожин